— Погодите, — мрачно пообещал Тараканов, — поживите здесь еще месяц-другой, каждую собаку знать будете.
…Костел оказался закрыт. Уныло подергав тяжелое бронзовое кольцо на массивных дверях храма, приятели уже собрались уходить, как вдруг Тараканова осенила идея.
— Должен быть сторож! Погодите, я гляну в том домишке, может, откроет?
— Пойдемте вместе, — решил Выхин.
Сторож — неопрятный человек с лицом, заросшим сивой щетиной, запросил за осмотр костела денег.
— Божеский храм-то! — начал было увещевать его Тараканов. — Совести в тебе нет.
— Как знают панове, как знают… — бубнил свое сторож.
— Шут с ним! — Выхин полез в карман, доставая мятые бумажки. — Давайте дадим на водку.
— Тогда уж пополам, — засмеялся Владимир Иванович, — коли я напросился в попутчики для осмотра достопримечательностей. — Получив деньги, сторож сразу подобрел, начал величать их «шановными панами» и, гремя ключами, отпер двери.
В костеле было сумрачно и прохладно; сводчатые арки из темно-красного кирпича уходили вверх, чтобы сойтись там, под потолком, образуя строгий готический узор; картины жития святых, стрельчатые окна с частыми переплетами, каменные и деревянные изваяния, длинные ряды скамей из темного дерева, низкий барьерчик, отгораживающий алтарь..
Тараканов, не таясь, зевнул — ему было скучновато. Он уже походил вдоль стен, оценивающе присматриваясь к картинам, небрежно пощелкал пальцем по фигуре святого и теперь только ожидал, пока Выхин закончит осмотр храма.
— Скажите, любезный, — обратился Вадим к сторожу. — Ничего такого старенького у вас нет на продажу?
— Что надо шановному пану? — подобострастно осклабился сторож.
— Я бы хотел купить какую-нибудь старую статую. Желательно небольших размеров. Есть?
— А как же, пан, имеем. Только придется вам обождать минуту, я за паненкой сбегаю, все в подвале, где склеп был, а ключ у нее.
— Что за паненка? — заинтересовался подошедший Тараканов.
— Ксендза нашего, отца Иеронима, племянница. Я скоро… — заверил сторож и юркнул в боковую дверь.
— Господин Выхин, зачем вам всякая рухлядь? — брезгливо скривился Владимир Иванович. — Вы разве антиквар? Да и что может быть ценного и захолустье? Теперь по вашей милости придется опускаться в пыльные подвалы, сырые склепы…
— Перестаньте брюзжать, — раздраженно оборвал его Вадим. — Не хотите, подождите на улице, покурите.
— Почему же… — протянул Тараканов. — Панычка вроде ничего… Я не могу пустить вас с ней в подвал одного — опасаюсь за нравственность.
Выхин оглянулся. Впереди сторожа шла стройная светловолосая девушка, красивая, большеглазая.
— Владимир Иванович… — опередив Выхина, подскочил к ней Тараканов, схватив за руку, сжимавшую кольцо с ключами, поднес ее к губам. — А это Вадим Евгеньевич, антиквар.
— Выхин… — сдержанно поклонился Вадим, недовольно покосившись на своего спутника. «Ишь как павлиний хвост распушил. Неандерталец чертов! Морда, как у первобытного, а туда же, в дамские угодники. Девица-то и вправду ничего, файная, как здесь говорят».
— Вы русские? — подняла тонкие брови девушка. — Странно в такое время встретить здесь соотечественников. Меня зовут Ксения.
— У польского ксендза русская племянница? — в свою очередь удивился Выхин.
— Ну, не совсем русская, — улыбнулась Ксения, — мать у меня полька, а отец Иероним — мой родной дядя.
— Где же ваш родной батюшка, позвольте спросить? — галантно беря ее под локоток, осведомился Тараканов.
— Умер… Пойдемте, господа, я покажу вам, что есть…
Шагая за ней следом, Выхин думал, что и в жутком захолустье, которое можно сравнить с навозной кучей, бывает, отыскивается жемчужное зерно. Важно теперь не упустить шанс, как-нибудь отодвинуть в сторону пронырливого и до неприличия навязчивого Тараканова. Пригласить Ксению на ужин? Пожалуй, это мысль, стоит попробовать.
Низкая, скрипучая дверь подвала отворилась, девушка зажгли огарок свечи и поманила их за собой.
— Пещера Али Бабы… — хмыкнул под нос Владимир Иванович.
Несколько щербатых ступенек, поворот, и они оказались в сводчатом помещении с довольно высоким для подвала потолком. У стен стояли каменные саркофаги с выбитыми на них гербами давно исчезнувших шляхетских родов, украшенными шлемами в пышных перьях, щитами и алебардами, святые с молитвенно сложенными руками.
— Вот… — Ксения показала на несколько стоявших в углу старых скульптурных изображений. — Выбирайте.
Выхин подошел ближе, присел на корточки, рассматривая. Его внимании привлекла средних размеров скульптура, изображавший пожилого бородатого человека с лицом польского крестьянина, прижимавшего к себе натруженными, разбитыми работой руками с узловатыми пальцами голого младенца. Неизвестному мастеру удалось передать чувство безысходной скорби и обреченного спокойствия в позе мужчины, его лице и доверчиво прижавшемся к нему мальчике. Протянув руку, Вадим потрогал скульптуру — она оказалась деревянной, но достаточно тяжелой.
— Сколько? — не оборачиваясь, спросил Выхин.
— Это святой Иосиф, патрон спокойной смерти. А на руках у него младенец Иисус, — набожно перекрестившись, пояснила Ксения. — Старая работа, местный мастер делал.