Военные приключения. Выпуск 2

— Вот именно. Но откуда об этом могли знать убитый или его местный сообщник? Значит, за их спиной стоит некто, имеющий доступ к нашим тайнам. Может, это к нему и прибыл казак, захваченный в трактире? Вот кто нам нужен в первую очередь, майор.

— На этот счет у меня есть одно соображение. Я прикажу выставить труп священника на всеобщее обозрение. Смысл? Главарю царских лазутчиков станет ясно, что его сообщение не попало по назначению, и он будет вынужден послать нового человека. Кто знает, возможно, и он не минует лишнянской церкви.

— Согласен. И пустите слух, что священник погиб не у деревни, а сразу при входе с большака в лес. Его сообщники не должны даже догадываться, что секрет лишнянской церкви в наших руках.

Подперев рукой голову, сотник Дмитро с непривычной для него тоской смотрел на сидевшего через стол есаула Недолю.

— Эх, братку, никогда не думал, что с женитьбой столько хлопот и мороки. Знал бы это, ни за что в подобное дело не ввязался.

— А какое дело вершится без хлопот, братчику? Лучше скажи, согласна ли на свадьбу избранница?

Дмитро недовольно крякнул.

— В том и дело, что нет. Говорит, что любит меня как брата, а жених у нее давно уже имеется. Какой-то сотник Диброва. Не слыхал о таком?

— При гетмане такого нет. Наверное, из тех полков, что ушли в Лифляндию.

— Уж чего я ей ни сулил! Родовой хутор и полшапки цветного каменья, любой дом в Умани и чистокровного арабского жеребца — ничто не берет душу клятой девки!

— Что думаешь делать?

— Поговорю с ней последний раз да и плюну на все. Махну со своими хлопцами опять на Запорожье, покуда сечевики не ушли в новый поход.

— Верно, братчику, — одобрил его решение есаул. — Силком мил не станешь. Да и сколько добрых казаков сгинуло для славных дел, спутавшись с бабскими юбками. Так что не журись, поскольку ни одна дивчина того не стоит.

Сидевший сбоку от сотника черноусый пожилой сердюк прислушался к разговору, хлопнул Дмитро по плечу.

— Нечего тужить о дивчине, хлопче! Встретишь их еще десяток, одна другой краше.

Сердюк сбросил с плеч кунтуш, потянулся к висевшей на крюке кобзе.

— Выкинь из души тоску, хлопче. Жив, здоров, кругом верные други-товарищи… Чего еще надобно казаку для счастья? Разве что добрую песню? — Он тронул слегка струны кобзы, прислушался к их звуку. Тихо запел:

Ой на гори та жнеци жнуть.
А попид горою, яром — долыною
                                                  козаки идуть…

Вмиг стихли за столом разговоры, все повернулись к казаку с кобзой.

Попереду Дорошенко, попереду Дорошенко
Веде свое вийско, вийсько запоризьке
                                                          хорошенько…

Заглушая слова пожилого казака, в песню и рокот струн вплелись новые голоса. Они звучали все громче и раскатистее, и вскоре песня вырвалась за стены шатра, поглотив все другие звуки.

А позаду Сагайдачный, а позаду Сагайдачный,
Що проминяв жинку на тютюн та люльку
                                                              необачный…

Пели все находившиеся в шатре. Кто-то стучал в невесть откуда появившийся бубен, кто-то свистел залихватски, трясся от избытка чувств головой. Наполовину прикрыв глаза и положив ладонь на плечо казака с кобзой, пел вместе со всеми и Дмитро Недоля, на лице которого не осталось и следов грусти.

Песня! Тебе всегда есть место в славянской душе! Ты постоянно живешь в ней, готовая в любой миг выплеснуться наружу. И для русского человека ты всегда желанная гостья! В час веселья и радости закружишь его в пляске и взлетишь в небо звонкоголосой, с переливами птицей. В годину печали и скорби тихим своим напевом успокоишь тоскующую душу и словно на невидимых легких крыльях унесешь с собой часть людской беды.

Песня! С тобой, наверное, и появляется на свет русский человек! А потому и не расстаться вам, покуда будет ходить под солнцем хоть один из сынов могучего славянского племени!

Незаметно появившийся в палатке дежурный офицер бесшумно приблизился к Меншикову, быстро зашептал ему на ухо. Тот, выслушав его, махнул рукой, и офицер так же неслышно исчез за пологом. Князь подошел к царю, склонившемуся над столом с картой, осторожно кашлянул.

— Говори, — разрешил Петр.

— У полковника Голоты сейчас полусотник изменников-сердюков, сбежавших от Мазепы к шведам. Сообщает важные вести.

Петр поднял голову.

— Бывший гетманский полусотник? Молодцы казаки, что живьем такую важную птицу изловили.

— Не изловили, мин херц, а сам прискакал. По доброй воле…

— Сам? Уж не того ли поля ягода, что шляхтич да рыбак? От их доброй воли у меня голова кругом идет.

— Полковник говорит, что полусотник прибыл от его верного человека, которому он верит, как самому себе. Спрашивает, не доставить ли сего сердюка к тебе?

— А что доносят твои разведчики?

— Ничего, — отвел глаза в сторону Меншиков. — Из-под Шклова ни с чем вернулись три партии. Шведы стерегут подступы к нему так же, как к Орше. Половину разведчиков перебили да ранили, остальным едва из засад да болот удалось вырваться.