В ночь на 27 мая полковник получил от местных жителей сведения, что турецкий отряд, незадолго до этого переправившийся около селения Баялеты с левого берега Супсы на правый, готовится напасть на русских. В ответ на это Эристов придвинул к себе на Нигоитские высоты из урочища Квиан четвертый батальон Белостокского полка с двумя орудиями легкой батареи 13-й артиллерийской бригады, с которой часов в шесть утра и прибыл Гулевич.
С рассветом пришли разведчики и объявили, что турки — не менее 12 тысяч — идут по направлению к высотам, занятым русским отрядом. Часть своих сил они отделили, дабы обходным маневром отрезать Эристова от Усть-Цхенис-Цхали.
Уверенные в скорой и окончательной победе, турки шли не скрываясь, и их удалые песни и барабанный бой разносились далеко по округе. Долгие минуты противника было только слышно, но не видно: с трудом проходимая местность резко замедляла движение.
Так что у полковника Эристова было время подготовиться к достойной таких бесстрашных людей встрече. И командир подготовился: оставив на старой позиции для охраны обоза две роты белостокцев и рассадив сотни четыре милиции в завалах для прикрытия горной дороги от Супсы и частично для охраны тыла, с остальными он ровно в 11 часов утра двинулся навстречу противнику, желая предупредить его на марше.
И через час противники встретились у Лянчхута, на небольшой полянке среди леса, верстах в трех от Нигоитской позиции.
Бой для отряда Эристова начался удачно: майор Момбелли с батальоном егерей штыковой атакой прорвал центр турецкой позиции. В это же время капитан Вельяминов захватил орудия противника, тем самым лишив его единственных двух пушек. Одновременно с Момбелли и Вельяминовым повел в атаку четвертый батальон Брестского пехотного полка майор Шафиров, опрокинувший правый фланг турок. Там было большое скопление неприятеля, но, несмотря на все его усилия, враг ничего не смог противопоставить русскому штыку.
Центра позиции османов не существовало, по фланги были еще сильны, и поэтому Эристов отправил к маленькому резерву, находившемуся в трех верстах от боя и состоявшему из двух рот белостокцев, сначала Гулевича с его двумя полевыми орудиями, а затем и остальные два — горные. Ну, и обе турецкие пушки.
Едва артиллеристы успели подойти к белостокцам, как со всех сторон начали наседать массы турок, принявшихся энергично обстреливать небольшой русский отряд, а вскоре и пошедших в шашки. Русские были окружены со всех сторон. Неприятель беспрерывно атаковал, рассчитывая разделаться с небольшой горсточкой, отбить свою артиллерию и захватить все орудия противника до тех пор, пока основной бой не завершится, и Эристов не мог более пока ничем помочь Гулевичу и белостокцам. Турки понимали, что, захватив все орудия, они имеют реальный шанс переменить картину боя в лучшую для себя сторону. И поэтому они беспрерывно и яростно атаковали.
Но русский отряд, несмотря на малочисленность, оказался довольно зубастым. Гулевич почти все время успевал разворачивать все шесть орудий вовремя против основной волны нападающих и в упор расстреливал их картечью. Когда атака шла сразу со всех сторон — тогда уже белостокцы бросались в штыки, отгоняя от батарей чересчур ретивых турок. Но все же численный перевес неприятеля сказывался — через час боя половина артиллерийской прислуги была уже перебита. Сам Гулевич был ранен в ногу в самом начале боя, но так и не успел себя перевязать. Лошадь под ним убили еще раньше, и теперь он сам наводил орудия, сам всем распоряжался и еще успевал подбадривать сотоварищей.
Турки постепенно начали сосредоточивать весь огонь на русских артиллеристов, осознав в них основную опасность. И прежде всего на офицерах. Тактика себя оправдала Гулевич вскоре был тяжело ранен в живот. Почувствовав, что теряет сознание от боли и не желая показать слабость солдатам — подобное состояние командира может фатально сказаться на всем течении боя, — он отошел за сарая и велел двум солдатам из бывших поблизости перевязать себя. Только они окончили перевязку, как к Гулевичу подбежал фейерверкер.
— Что ты?
— Плохо, ваше высокоблагородие. У нас пушки отымут.
— Как? Разве это возможно? Ведите меня!
Двое солдат, взяв его под руки, снова привели Гулевича на батарею. Фейерверкер оказался почти прав — у батарейцев кончились картечные заряды, турки наседали сплошной орущей массой: еще минута, и толпа захлестнет горсточку русских.
Гулевич, всем предшествующим многолетним опытом оказавшийся подготовленным к принятию мгновенных, единстве и по правильных решений, тотчас приказал резать трубки у шрапнелевых гранат как можно ближе, чтобы их рвало на кратчайшем от выстрела расстоянии. Он сам произвел первые выстрелы и не покинул батарею до тех пор, пока не потерял сознания. Его принесли на перевязочный пункт — за саклю. После вновь сделанной перевязки он пришел в себя и первым делом спросил:
— Для чего я здесь? Нет, нет, мне надо быть на своем месте!