В этот день Строев еще провел беседу с личным составом третьей боевой части о борьбе против буржуазной идеологии, смотрел со всеми очередную серию кинофильма «Освобождение». Затем он допоздна просидел с замполитом над планом партполитработы и конспектами политзанятий.
Возбужденный событиями дня, он долго не мог уснуть, лежал с открытыми глазами, смотрел в подволок, неровный, бугристый от множества проводов, покрытых толстым слоем белил, и долго вспоминал дом, родных и друзей своих, оставшихся в Севастополе и, несомненно, слушающих каждую радиопередачу в надежде узнать хоть какие-нибудь подробности о советских кораблях в Суэцком заливе…
Его разбудило монотонное постукивание лебедки, выбирающей якорь-цепь. Строев вскочил. Чтобы корабль снимался с якоря в бурю, должно случиться что-то чрезвычайное.
Выскочив на палубу, Строев увидел синее небо и большой красный шар утреннего солнца. Стояла тишь, обещавшая обычный изнурительно-знойный день. Только море, растревоженное за ночь, еще ходило высокими валами зыби.
— Что случилось? — спросил он, шагнув в рубку.
— Ничего особенного, — спокойно ответил командир корабля капитан 2 ранга Володин. — Становимся на якорь.
— Как становимся? Мы же снимались…
— Снимались. Но только что получили новый приказ: стоять на месте.
В голосе командира послышалась усмешка.
— На острове корреспондент заболел, — помолчав, сказал он. — Приказано было срочно снять. А теперь решено вертолет послать.
Строев связался по радиотелефону с Винченко, но ничего нового для себя не узнал. Приказ был прежним: оставаться на БПК. И Строев загоревал. Он-то все время рвался туда, где погорячее. И БПК облюбовал не без умысла: крейсер «Волгоград» стоял на якорях, а БПК «Смелый» все время ходил в районе минных нолей. Он был подстраховочной подвижной вертолетной площадкой. Правда, потребность в этом еще ни разу не возникала, но все могло быть. И вот теперь, находясь на БПК, он оказался в стороне от случившегося.
Строев дождался, когда вертолет прошел к острову, и направился завтракать. После завтрака он пошел к себе в каюту. И вдруг снова услышал стук якорной лебедки. Поднялся на мостик, по озабоченному лицу Володина понял: произошло нечто серьезное.
— Срочно идем на норд, — сказал командир.
— Почему на норд? Там же никого наших.
— Вертолет надо подхватить.
— Как он там оказался?
— Длинная история. Впрочем, спросите сами, с вертолетом — прямая связь.
Строев взял трубку и услышал знакомый голос главного врача Плотникова:
— Товарищ Строев, распорядитесь срочно приготовить операционную.
— Здесь, на «Смелом»?
— До плавбазы нам не дотянуть, горючее кончается. А с больным плохо. Как бы перитонита не было. Скажите врачу на «Смелом», он знает.
Строев вытер вспотевшее лицо, поглядел; в иллюминатор. Синело пустое небо над нами пустынным морем. «Смелый» шел на одной турбине, обходя непротраленные квадраты.
— Ну как, успеем? — спросил Володин.
— Горючее у них на исходе.
— Что значит — на исходе?..
Строев снова схватил трубку:
— Уточните, как с горючим.
— Минут на десять полета. Ну, может, на двенадцать.
Они встревоженно посмотрели друг на друга: если БПК будет идти, как теперь, он не успеет в точку, где У вертолета остановятся лопасти.
Володин перекинул звякнувшие ручки машинного телеграфа. Сразу усилилась вибрация палубы: заработала вторая турбина. Через несколько минут послышалось тонкое гудение, и волны за окнами рубки быстрее побежали назад. Корабль уже не огибал многомильные квадраты, а шел напрямик к точке встречи с вертолетом. Эти квадраты, которые они теперь пересекали, уже обрабатывались контактным тралом, а можно было не бояться якорных мин. Но оставалась возможность напороться на донные, неконтактные мины. Чтобы гарантировать от них, тральщикам еще предстояло «пахать и пахать». Однако выхода не было, и Строев мысленно одобрил решение командира.
Доложили, что вертолет уже виден. Строев вышел на крыло мостика. Похожая на серебристого жука маленькая машина, приблизившись, замерла на миг над кормой застопорившего ход корабля а вдруг словно бы упала, сильно ударившись колесами о палубу. И сразу оборвался треск лопастей. Строев кинулся на корму, но там уже хозяйничали врачи в белоснежных халатах.
Корабль словно вымер, молчали, турбины, не доносилось хлопанья дверей. Только, за бортами глухо плескались волны. Живой и сложный организм корабля замер. На время операции пришлось выключить даже вентиляцию.
Через два часа стало известно о благополучном всходе операции. Корабль снова ожил и пошел на зюйд, осторожно обходя опасные квадраты. Строев спросил командира:
— Как вы решились идти напрямую? Я понимаю: другого выхода не было, но как вы решились?
— На скорость понадеялся. Думал, проскочим, — ответил Володин.
— Ну что же, запишем на вас один галс.
— Какой галс?
— Обыкновенный. Мы же на тралении. Так что считайте: прошли боевой галс. Вместо тральщика…
XII
— Совсем сдурели! — заорал капитан-лейтенант Судаков и кинулся в рубку, схватил палочку микрофона.
Дружинин мягко, но решительно отобрал у него микрофон.