Военные приключения. Выпуск 4

— Достаточно, поручик, я сам знаю достоинства дивизии. Скажите лучше, как лес, через который вы сейчас изволили прогуляться туда и обратно? Его ширина, проходимость?

— Около полверсты, ваше превосходительство. Лес болотистый, но пройти можно.

— Спасибо, поручик. Свободны.

Проводив глазами отошедшего офицера, Румянцев задумался. Потом резко тряхнул головой и направился к каре. При его приближении тихий шепот, стоявший в шеренгах, сразу замолк.

— Солдаты! — поднявшись на повозку, начал командир бригады. — Вы слышите, — он махнул рукой на лес, — там идет бой. Наши братья сражаются там. Им трудно, и долг наш — прийти к ним на помощь. И мы пойдем к ним на помощь, пойдем сквозь этот лес. Пойдем быстро — от этого зависит жизнь наших товарищей. Поэтому обозы, артиллерию, патронные повозки, мешки, шанцы — все оставить здесь. Только ружья! Только штыки. Без дела не стрелять — а залпом, по моей команде. И молча. «Ура» крикнем, когда победим! Идти полковыми колоннами. Все!

Полки шли через лес, проваливаясь в глубокие выбоины, наполненные застоявшейся водой, и в мелкие болотца, цепляясь за острые сучья и проваливаясь в лиственную и хвойную труху, сплошным темно-рыжим ковром покрывавшую землю.

То, что Румянцев сейчас делал, было вопиющим нарушением основополагающих принципов линейной тактики, господствовавшей в военных доктринах этого периода, кроме того, — формальным нарушением всех принципов субординации и дисциплины, так как никакого приказа он не получал, что могло иметь для молодого генерала далеко идущие последствия, особенно в случае поражения. А кто в бою возьмет на себя смелость гарантировать победу? Румянцев шел на все эти нарушения сознательно. Пренебрежительно относясь к закостеневшим доктринам западноевропейских стратегов, он давно пришел к выводу, что только отказ от них может стать залогом победы.

Солдаты бригады Румянцева внезапно, вдруг во множестве появились на опушке. Румянцев быстро осмотрел поле сражения. Появление русских, оценил он, именно сейчас и именно здесь было чрезвычайно удачным: пруссаки повернули свои боевые порядки против фланга дивизии Лопухина и тем самым подставляли под удар Румянцева свой фланг и тыл. Командир бригады не замедлил воспользоваться этим. Он отрывисто скомандовал:

— Огонь!

И сразу же:

— Вперед!

Бригада стремительным рывком сошлась с первой линией прусской пехоты. Минутный лязг штыков, многоголосое «Ура!» и… пруссаки обращены в бегство. Вторая линия пруссаков пытается дать отпор подбегающим пехотинцам Румянцева, но все напрасно. Сопротивление сломлено! Прусские батареи захвачены, прусская пехота и артиллерия начинают сдаваться в плен.

Солдаты Румянцева дошли с боем почти до противоположного леса и неожиданно встретили там Племянникова с его солдатами, который, увидев наступление, повел в атаку и свою пехоту. Поблагодарив Румянцева за своевременную помощь, он поведал ему о потерях дивизии. Поведал кратко, ослабев от раны в голову. Да и что было говорить? Лучше всех слов говорило за себя поле боя, почти сплошь усеянное убитыми и ранеными.

— Пойдемте, Петр Александрович, — морщась, сказал Племянников, — покажитесь Василию Абрамовичу. Он сразу понял, что это вы со своей бригадой.

— Как он?

— Вельми плохо. Так что поторопимся.

Лопухин умирал. Дышал он с хрипом, грудь его судорожно вздымалась, но воздуха генералу все же не хватало.

— Победа, Василий Абрамович, — радостно произнес Племянников, подталкивая Румянцева поближе к раненому, — узнаете виновника виктории?

— Спасибо вам, генерал, — тихо произнес Лопухин. — Русская честь спасена. Теперь умираю спокойно, отдав мой долг государыне и Отечеству…

Генералы склонили головы над умершим. Их шляпы были потеряны в бою — им нечего было снять из уважения к герою, погибшему на поле брани. Ветер развевал их волосы. Помолчали. Потом Румянцев повернулся к Племянникову:

— Вот и все. И еще одного солдата мы оставили на поле. Кстати, эта деревушка там, в конце поля, Гросс-Егерсдорф?

— Она самая, Петр Александрович.

— Запомним.

— Да и королю Прусскому отныне ее не забыть. И детям своим передаст, что есть такая деревня в Пруссии — Гросс-Егерсдорф!

Русская армия отступала. Это была та самая армия, что лишь малое время назад доказала всем и самой себе, что есть она на самом деле. Теперь же она пятилась к Курляндии.

После Гросс-Егерсдорфа русские несколько дней держали победное поле битвы за собой, потом неторопко пошли вперед, но, пройдя лишь самую малость, затоптались на месте, а затем почему-то начали отход в сторону своих баз, на восток, в Курляндию.

Двигались в тяжелейших условиях: наступившая распутица сделала дороги почти непроходимыми. Не хватало продовольствия, армейские лошади, привыкшие к овсу, по недостатку оного, перейдя лишь на подножный корм, быстро теряли силы. Черные гусары пруссаков донимали своими уколочными молниеносными налетами. Армия таяла.

Труднее всего было раненым, повозки с которыми были помещены в хвосте. После каждого привала умерших спешно зарывали при дороге. Это становилось привычным. И это пугало.