Военные приключения. Выпуск 4

Все устроились в тесном пространстве за спинами двух пилотов. Вертолет, надсадно гудя двигателем, с трудом набирал высоту. Туликов видел в маленькое квадратное окошечко, как гидрографы махали им руками. Мутная пелена затягивала горизонт, море было не голубым, каким он привык его видеть, а темным и бурным — неприветливым.

И тут он вспомнил о воде, толкнул пилота.

— Воду почему им не оставили? — крикнул он в оттянутый наушник. — У них воды нет. Должны были привезти.

— Про воду не было приказа. Нас по тревоге подняли. Даже горючее недобрали. С половиной бака идем.

Туликов кивнул.

— Почему запретили полеты?

Пилот пожал плечами и поднял глаза к небу, дескать, один аллах об этом знает, потом кивнул на маленький календарик с зачеркнутыми цифрами, приклеенный к стойке.

— Праздник сегодня, пятница. По пятницам они не воюют.

Внизу крохотными островками стояли на якорях тральщики, ожидая, когда успокоится взбаламученное море. От солнечных бликов мелькали перед глазами белые и темные пятна, и от этого мелькания Туликова стало подташнивать. Когда отхлынул от лица холод, он поглядел вниз и увидел, что вертолет летит уже над окраиной Хургады. Дома здесь стояли тесно, белые, с небольшими двориками, окруженными со всех сторон высокими глухими стенами-дувалами. Кое-где во дворах росли небольшие серые кусты, изредка — пальмы. В стороне высились белые минареты, за ними виднелся порт, где тесно стояло несколько кораблей отряда траления.

Дома отошли в сторону, и потянулась пустыня, исполосованная асфальтовыми и грунтовыми дорогами. Туликов разглядел дворики для боевой техники, окопы, позиции зенитных ракетных установок. Враг стоял близко, по ту сторону залива, и серая земля эта была, по существу, передовой линией фронта.

Показался аэродром с взлетными полосами, с кое-как замаскированными закрытыми капонирами для самолетов.

Вертолет медленно приблизился к небольшому зданию, где, по всей видимости, должно было находиться командование авиабазы, и завис в десяти метрах от широкой асфальтовой площадки. Прошло пять минут, еще пять, а вертолет все покачивался в воздухе, и ни санитарной машины внизу не появлялось, и вообще никого. Пилот бубнил что-то неслышное, прижимая к горлу ларингофон, сердито взмахивал рукой и снова говорил, доказывал. Наконец вертолет пошел вверх и в сторону, и пилот обернулся к доктору.

— Куда теперь его? — Он кивнул на раненого солдата. — Посадку не разрешают.

— Как не разрешают?!

— Сегодня пятница, праздник у них. Никого нет.

— А раненый? Куда его?

— Вот и я спрашиваю — куда?

— А что они говорят?

— Спрашивают: кто раненый? Солдат, говорю, куда его девать? Отвечают: куда хотите!..

Пилот закашлялся от долгого крика.

Раненый солдат, похоже, догадывался, что происходит, он жалобно взглядывал на пилота, на врача и закатывал желтые глаза. Потом он ткнул пальцем в окно, указывая куда-то на север.

— Шималь! Шималь![1]

В его голосе слышались испуг, мольба, надежда.

Плотников толкнул пилота в плечо и тоже показал влево. Вертолет, круто наклонившись, пошел вдоль береговой кромки.

«Вот тебе и экзотика, — подумал Туликов. — Заграница, будь она неладна. Для нас человек есть человек, независимо от того, в каком он чине, а тут черт-те что!»

Летели долго. Пилот встревоженно оглядывался на Плотникова. Плотников посматривал на солдата.

— Горючего не хватит, — наконец не выдержал пилот.

— А что делать? Не в пустыне же его выбрасывать.

Плотников попытался жестами объяснить солдату, что дальше лететь нельзя. К его удивлению, солдат понял. Посмотрев вниз, он выставил один палец:

— Дийа![2]

На берегу что-то темнело — дом или холмик. Подлетев ближе, увидели двух солдат, вынырнувших из этого дома-холмика. Похоже, тут был пост пограничного подразделения. Снова завис вертолет, и Плотников первым спустился на тросе. Солдаты стояли поодаль с оружием наизготовку. Затем на тросе спустили раненого. Плотников отвязал его, уложил на песок, проверил повязку.

Еще до того, как закрылся люк, Плотников увидел, что солдаты подбежали к лежавшему на песке раненому, и по их поведению понял: он для них не чужой.

Назад летели молча. Пилоты сообщили на корабль о положении с горючим и узнали, что им навстречу вышел ВПК, чтобы в случае чего подставить свою вертолетную палубу.

Стараясь отвлечься от боли, от растущей тревоги, Туликов начал думать о жене, о дочке, о доме своем, о редакции. Как же он любил все это, как тосковал, особенно когда было трудно.

Вертолет резко пошел вниз, уши заложило, и сразу захлестнул новый приступ боли. Побелевшими глазами Туликов глянул на врача. Тот был спокоен.

— Решили снизиться! — прокричал он, — Чтобы потом не терять времени.

Туликов посмотрел в оконце. Близко хлестали волны растревоженного ночной бурей моря. А корабля не было, он еще находился где-то за горизонтом, шел, прощупывая дорогу среди рифов, опасаясь мин. И тогда Туликов понял, почему они снизились: чтобы не плюхнуться с большой высоты в случае, если вдруг остановятся винты.