Военные приключения. Выпуск 5

Верещагин обернулся — перед ним стояла пожилая женщина с ведром и шваброй в руках.

— Да уж вижу, — кисло улыбнулся Верещагин, ощущая, как его начинает одолевать голод.

С ходу проанализировав его состояние, добросердечная тетка посоветовала:

— А вы в столовку сходите. Вона она, через дорогу. У райкома. — Однако тут же спохватилась: — Ан нет, милок. Тоже щас закрыта. Теперича в пять откроется. Люди кончают работать, она и открывается. А еще — утром, когда завтракают. И в обед.

— Спасибо, мать, — отозвался Верещагин. Знал бы такое дело, хоть бы консервов каких с собой прихватил, а тут… Щелкай теперь зубами. Хорошо еще, хоть кипятильник с заваркой взял. — А у вас водички питьевой можно набрать? — попросил он.

— А чего ж нельзя, — охотно отозвалась тетка. — Вона, в кубовой, бачок стоит. Из его и бери.

Вскипятив воды в кружке, Верещагин заварил чай и, взяв со стола несколько исписанных страниц, сел в кресло. Почерк у Кравцова был прыгающий, неровный, однако, несмотря на это, читалось легко, без обычного напряжения, когда просматриваешь написанное от руки. Верещагин отхлебнул глоток, поставил стакан на край тумбочки, сказал тихо:

— Прости, Кравцов, что читаю без твоего ведома, но сам понимаешь, служба такая. Да и познакомиться с тобой поближе надо. «Черемша», — прочитал он. — Ну что ж, давай, друг, через нее знакомиться.

«Черемша, — ложились на бумагу неровные буквы, — популярный вид дикого лука, широко распространенный на ДВ. Черемша, или охотский лук, — ценное пищевое и лекарственное растение. В ее луковицах и молодых побегах содержатся белки и углеводы, но основная ценность черемши в том, что она богата витамином C. В этом отношении она равноценна лимонам, апельсинам и зрелым помидорам. Фитонциды, выделяемые черемшой, убивают болезнетворных бактерий. Видимо, неспроста старинное латинское название черемши «аллиум викториалис» означает «лук победоносный».

— Интересно, — хмыкнул Верещагин, любивший черемшу во всех видах, однако даже не подозревавший, что ее могли знать бог знает где в далекую старину и даже дали ей такое точное название. Он был убежден, что растет она только на Дальнем Востоке да еще на Байкале.

Верещагин допил стакан и, чем дальше читал записи Кравцова, тем большим уважением проникался к нему как к журналисту. Несмотря на молодость — парню всего лишь двадцать шесть лет — и явную нехватку опыта, он умел схватывать главное.

Отложив прочитанный лист, Верещагин взял следующий, пробежал его глазами. Здесь шли отрывочные записи, относящиеся непосредственно к воздушным пожарным.

«Авиапожарная служба расчленяется на парашютистов-пожарных и десантников-пожарных. Руководство пишет письма в авиадесантные части, чтобы после «дембеля» к ним приезжали парни».

«Инструктор. Чтобы стать им, надо сначала 2—3 года отпрыгать обычным парашютистом. Минимум 50—80 прыжков».

«Обязанности инструктора:

на пожаре он является руководителем тушения пожара;

обязан узнать причину и, если обнаружен непосредственный виновник, составить акт».

— Составить акт… — повторил Верещагин, задумавшись.

Солнце давно уже катилось на закат, и теперь его лучи пробивали серое от пыли окно «люкса». Стало теплее, уютнее, и Верещагин подумал невольно, что Кравцов именно после обеда садился за этот вот письменный стол, предусмотрительно поставленный сюда администрацией гостиницы. По своему опыту Верещагин знал, что в таких номерах народ обычно останавливался деловой, имеющий дело с многочисленными бумагами, оттого с чьей-то легкой руки и стали ставить в них не тумбочки, а именно письменные столы, в ящики которых и бумагу можно положить, и разную документацию.