Военные приключения. Выпуск 5

— Князь, что заставило тебя скакать ко мне? — тревожно спросил Боброк, стараясь рассмотреть в темноте лицо Данилы. — Ведь знаешь, что после ухода полочан к Андрею Ольгердовичу вокруг твоей усадьбы полно глаз и ушей боярина Адомаса.

— Знаю, боярин, только не было времени ждать твоего человека, а своего посылать опасно: неровен час, схватят его ищейки Адомаса. Вот и пришлось скакать самому, надеясь, что на меня они без ведома Ягайлы напасть не посмеют. Как видишь, так и случилось.

— Что за известие ты привез?

— Беда, боярин. Вчера прибыли к Ягайле гонцы с русского порубежья с вестью, что князь Дмитрий оставил в Москве лишь брата Владимира Серпуховского с малым войском, а сам со всей русской ратью двинулся через Коломну против Мамая. Уже сегодня Ягайло приказал готовить свое войско к походу. Того и гляди, каждую минуту может навалиться на Ольгердовичей или направиться на соединение с Ордой. А московской рати еще далеко, ой как далеко до Дона.

Боброк опустил голову, невесело усмехнулся.

— Торопится Ягайло, торопится. Знает, что у князя Дмитрия втрое меньше сил, чем у Мамая, а потому страшится, что хан московского князя один разобьет и Литву не у дел оставит. Вот и не хочет в случае татарской победы свою часть добычи упустить.

— Неужто он решил не дожидаться гонца, которого Мамай должен прислать ему перед походом на Русь?

— Кто знает, князь. Ягайле сейчас не до ордынских грамот. Ему надобно не опоздать и себе кусок русской земли отхватить.

От рязанского князя Олега, преданного общерусскому делу, однако в силу обстоятельств вынужденного играть роль союзника Мамая, князь и боярин уже знали содержание той грамоты, что отбили их сотники с Дорошем на степном литовском порубежье. Две недели назад литовские и рязанские послы встречались с ордынскими посланцами и договорились, что все три войска должны соединиться на Дону первого сентября. В грамотах, посланных в Рязань и Литву, Мамай сообщал, что в его планах ничего не изменилось. Но поскольку наемная итальянская пехота, навербованная в Генуе, прибыла позже, чем обещала, он вынужден задержать выступление на Русь на несколько дней. Поэтому он пришлет князьям Олегу и Ягайле еще одно сообщение уже об окончательном месте и времени их встречи.

Вот на этого гонца с новой ханской грамотой возлагали Боброк и князь Данило свои надежды. Поэтому лихорадочная активность литовцев после получения Ягайлой известия о начале движения русских войск на Дон могла нарушить их план.

Боброк пристально поглядел на собеседника.

— Многое мы с тобой сделали, князь, дабы подольше задержать Ягайлу в Литве, да, видно, не все. Самый решающий момент наступил сегодня. Дня три еще простоять бы Ягайле в Литве, и для Руси он уже не страшен. Пусть делает что хочет: судьба Руси решится на берегах Дона без его участия.

Князь Данило тронул длинные усы, медленно, с расстановкой заговорил:

— Эти три дня нам не подарит никто, придется их самим вырывать у Ягайлы. Для этого остался только один выход — надобно посылать с письмами Иванко.

— Иванко? — тихо переспросил Боброк. — Последнего верного человека, который начал служить мне на Волыни и уцелел до сей поры.

— Да, его. Скажи, боярин, разве ты раздумывал бы о собственной жизни, ежели бы от тебя зависела судьба Руси?

— Нисколько, князь. Ибо нет большей чести для воина, чем умереть за родную землю.

— Тогда не будем терять времени.

Он громко хлопнул в ладоши, и перед ним выросла фигура одного из сопровождавших его дружинников.

— Десятский, сходи к огнищу. Скажи боярскому человеку Иванке, что боярин Боброк кличет его к себе.

Когда дружинник заспешил к костру, князь Данило спросил:

— Не выйдет ли у нас промашки с письмами? Уж больно хитер и недоверчив Адомас.

— Послания писаны самим Андреем Ольгердовичем, его почерк ведом Ягайле и Адомасу. Мою руку они тоже знают, поскольку не раз грамоты с моим письмом читали.

— А если схватят твоего Иванко живым и поднимут на дыбу? Не выдаст?

— Не тот он человек, чтобы предать русское дело. Потому и выбрал его, что не сомневаюсь в нем нисколько.

— Посылай, и да свершится то, что начертано каждому из нас судьбой.

Князь перекрестился и вздрогнул, так неожиданно появился перед ним Иванко. Был он в кольчуге, поверх нее распахнутый кафтан, на боку широкий меч, на голове дорогая соболья шапка.

— Готов ли в дорогу, десятский? — спросил Боброк.

— Да, боярин. И я, и верный вороной.

— Вороной на сей раз пускай отдохнет, пойдешь пешком. — Боброк осмотрел десятского с головы до ног, остановил взгляд на шапке. — Скажи, Иванко, дорога ли тебе шапка? — спросил он.

— Еще как, боярин. Это же твой подарок.

— Береги ее пуще глаза, избави бог потерять. Лишь в схватке с ворогом, когда собьют ударом меча, можешь расстаться с ней.

— Я лишусь ее вместе с головой.

— Все может статься, ибо опасно поручение, которое предстоит выполнить тебе. В шапку твою сотник Григорий зашил ночью письма, которые надлежит доставить в усадьбу князя Данилы. Знаю, далек и нелегок сей путь, немало опасностей встретится на нем. Потому еще раз говорю, всегда помни о шапке и письмах, что в ней.