— Молчишь, боярин? — усмехнулся Ягайло. — Но это еще не все. В полдень от одного из лазутчиков, что заслал ты в саму Москву, прилетал ученый голубь. Твой соглядатай доносит, что князь Владимир Серпуховский тоже подался из Москвы на Коломну… Теперь подумай хорошенько над услышанным и ответь, что все это значит.
Великий князь вскочил из-за стола, ударом ноги отшвырнул кресло, подбежал к окну.
— Зря молчишь, боярин, не станет от этого легче ни тебе, ни мне. Потому что перехитрил нас московский Дмитрий, обвел вокруг дельца, оставил не удел. Русское войско уже подходит к Дону, вскоре к нему примкнут полки обоих Ольгердовичей и дружины, оставленные в Москве с Владимиром Серпуховским. А мы, даже выступи в дорогу сию минуту, все еще будем на полпути к Мамаю. Если Дмитрию удастся навязать Орде сражение, судьба Литвы решится без всякого ее в том участия, в битве лишь между русами и татарами. Понимаешь это, боярин?
— Да, великий князь. Однако московский Дмитрий опытен и дальновиден, он не оставит границу с Литвой без защиты, не откроет нам дорогу на Русь и в ее сердце — Москву.
— Именно потому, что умен и дальновиден, он это уже сделал. Он, как никто другой, смог понять, что судьба Руси сейчас решается на Дону, а не в Литве или под Москвой. Поставив на карту все, Дмитрий идет к своей цели, не обращая внимания ни на какие жертвы. Он пустит нас на Русь и даже отдаст Москву, хорошо зная, что, если одержит верх над Ордой, все потерянное снова вернется к нему. Я не знаю, удастся ли ему победить Мамая, но нас он уже победил: одним ловким ходом сбросил со счетов войны десятки тысяч литовских мечей, не заплатив за это ни одним своим.
— Великий князь, уже не в наших силах изменить или хотя бы повлиять на то, что произойдет на Дону, мы, однако, не должны оставаться в стороне.
— Поэтому, боярин, давай думать, хорошенько думать. Только мы с тобой знаем всю правду о нашем сегодняшнем положении и можем найти из него выход.
Ягайло вернулся к столу, уселся на его край, против Адомаса, скрестил на груди руки.
— Что нам делать, боярин?
— У обоих Ольгердовичей в основном конница, пехота, как принято у русов, посажена на телеги, к тому же они уже опередили нас на два перехода, поэтому вряд ли мы догоним их, — медленно, глядя под ноги, словно разговаривая сам с собой, начал Адомас. — Зато перед нами открыт путь на Москву, откуда мы можем ударить в спину русскому войску. Может, это и есть наша дорога, великий князь? — хитро прищурился он.
— Нет, боярин. Прежде чем мы будем в Москве или сможем угрожать князю Дмитрию с тыла, на Дону уже прогремит битва и станет известно имя победителя. Если им станет Мамай, мы с нашей жалкой помощью будем просто смешны, ежели им окажется московский Дмитрий, любые наши жертвы будут бесполезны. Поэтому забудь о Руси и Москве, боярин.
— В таком случае, что предлагаешь ты, великий князь?
— У нас только один выход — идти на соединение с Мамаем, — твердо произнес Ягайло. — Если не примем участия в битве, то хоть не потеряем лицо.
— Понимаю тебя, великий князь, это действительно наилучший для нас выход. Двинувшись навстречу Мамаю, мы будем чисты во всех случаях, при любом исходе сражения: Мамай сам ввязался в бой с князем Дмитрием, хотя мог уклониться от него и дождаться нас. Я верно понял твою мысль, великий князь?
Ягайло усмехнулся, и Адомас наконец догадался, почему он все время был так спокоен. Просто великий князь уже давно все обдумал, взвесил, сделал свои выводы. Он позвал Адомаса совсем не для того, чтобы советоваться, а дабы сообщить уже принятое им самостоятельно решение.
Ягайло встал, подошел вплотную к Адомасу.
— Теперь, боярин, ты знаешь всю правду и о нашем сегодняшнем положении, и о том, что надлежит делать. Слушай меня внимательно. Главный наш враг — время, мы должны победить его. Моя конница уже готова в дорогу, я выступлю с ней в поход немедленно. А ты отправишься в путь с пехотой завтра утром, с первыми лучами солнца. Ты должен заставить ее идти так, как она еще не передвигалась никогда. Надеюсь на тебя, боярин.
— Великий князь, я сделаю то, что еще не удавалось никому.
Рядом, конь о конь, великий князь Дмитрий и боярин Боброк не спеша ехали по степи. Сотня отборных дружинников следовала за ними широким полукругом на расстоянии, исключавшем возможность слышать что-либо из их разговора. Поскольку тому, о чем сейчас вели речь великий московский князь и его ближайший боярин, надлежало покуда оставаться тайной даже для самых верных их сподвижников.
Готовясь к предстоящей битве с Золотой Ордой, Дмитрий и Боброк досконально изучили все, что было связано с ведением степным воинством больших и малых войн. Они ведали, что еще Чингис-хан непременными условиями победы считал постоянную предварительную разведку, а в ходе боя — сохранение сильного, подвижного резерва, который можно было бы бросить на врага в критический момент и изменить ход битвы в свою пользу.