Военные приключения. Выпуск 5

То, что в полку уже что-то делается для оказания помощи десантникам и экипажу вертолета, Николай не сомневался. Но практически эта помощь может прийти не ранее утра: десантников выбросят на Золотую гору (душманы к тому времени могут и сами уйти), Николая обнаружат, когда он даст им сигнал. А ракетницу взять из вертолета не удалось, не до нее было. Значит, при любых ситуациях надо уходить отсюда, найти более подходящее место для посадки вертолета и спрятаться там…

Его тревога, видимо, передалась и женщине. Она выглянула из-за валуна в ту сторону, где находился зверь, и сказала с беспокойством:

— Он ушел. Это тоже плохо — душманы близко.

Николай не ответил.

Женщина посидела, потом выглянула в другую сторону, прислушалась.

— Надо идти, — сказала она тоном, в котором Николай уловил искреннее желание помочь ему. — Холодно и опасно здесь.

А ему трудно было подняться. Голова гудела от боли, и он боялся потерять сознание.

— Если Абдулахаба ранили, он пошлет за мной погоню, — заговорила она еще убедительнее. — И у меня драгоценности, с которыми он не захочет расстаться… Давайте я помогу вам подняться, — взяла она его под руку.

— Подождите. Душманы могут прятаться за камнями и увидят нас.

— Пока их здесь нет, но где-то недалеко. — Она еще раз выглянула за валуны и встала. — Видите, не стреляют. — Снова взяла его под руку.

Он с трудом поднялся и, поддерживаемый ею, медленно и осторожно стал спускаться вниз, где валунов было меньше и идти легче.

Ветер стихал, и Николай подумал, что вертолеты могут появиться раньше. Но как дать им знак о себе? Разжечь костер?.. Душманы ухлопают его раньше, чем вертолет пойдет на снижение.

А идти было очень тяжело. Каждый шаг отдавался по всему телу болью, голова кружилась, и ноги казались свинцовыми. Он обхватил здоровой рукой плечо женщины и, как ни стыдно было, почти повис на ней, чтобы не упасть. Она, к его удивлению, оказалась намного сильнее, чем предположил он, глядя на хрупкую и худую фигуру.

Они прошли еще минут сорок, и вдруг Николаю показалось, что за ними кто-то идет. Он обернулся. Ни светящихся глаз, ни какой-либо подозрительной тени не увидел. И все-таки проверить надо было.

У реки по-прежнему встречались редкие невысокие деревца или колючий кустарник. Он выбрал кустарник погуще, сразу за поворотом, и шепнул Земфире:

— Подождем.

Опустились на землю, затаились. Прошло минут пять. Никто не появлялся. Люди вряд ли догадались бы, что они залегли именно здесь, да и почему они не стреляли, если видели их?.. Зверь? Но у него светились глаза… Значит, просто ему померещилось. Не зря говорят: «У страха глаза велики».

Идти дальше не хотелось. Из-за усталости, из-за того, что здесь было сравнительно тихо, да и площадка позволяла вертолету беспрепятственную посадку. И отсюда они первыми увидели бы преследователей…

Вот только собачий холод. Зубы снова начали выстукивать противную дрожь. И боль — словно кто-то выкручивает руку.

— Наденьте мою куртку, — предложила Земфира и стала расстегиваться.

— Не выдумывайте, — остановил ее Николай. — Сами замерзнете.

— На мне свитер, теплый, из овечьей шерсти.

— А на мне — летная куртка, с ватином и подкладкой, — попытался шутить он. Но каждое слово отдавалось в плече болью.

— Тогда кладите вот сюда голову, вам будет удобнее и отдохнете быстрее.

— А если усну?

— Я буду сторожить. Или как у вас, военных: на страже… Все-таки, может, перевязать рану?

— Нет. Бинт присох.

Она почти силой положила его голову к себе на колени и, наклонившись, старалась согреть своим телом.

Он был ей благодарен и почти верил. Как, оказывается, мало надо, чтобы понять человека, проникнуться к нему сочувствием и уважением. И Земфирины руки, прикрывшие полой куртки раненое плечо и придерживающие голову, были так нежны и ласковы…

— С матерью поддерживаете связь? — спросил он.

— Изредка, — вздохнула Земфира. — Если бы она знала всю правду, она не пережила бы… — Помолчала. — Как я соскучилась по ней, по своей уютной квартирке, по милой кроватке, по красивому Ташкенту. Вы были в Ташкенте?

— Да.

— Правда, красивый город? Проспекты Алишера Навои, Шота Руставели… А площадь Ленина, фонтаны, горные каскады? — Она восхищенно причмокнула губами. — Они мне по ночам снятся. Вот вернусь домой, детям и внукам буду наказывать: нет ничего дороже родной матушки и Родины. Раньше думала, что это только слова, а теперь на себе испытала. И люди какие у нас: добрые, душевные, доверчивые. А тут — жестокие, злые. Столько мне пришлось насмотреться… — Она снова помолчала, вздохнула. — Далеко нам еще идти?

— Если твой муж с дружками не помешает, завтракать будем у наших.

— Он либо ранен, либо убит, иначе догнал бы.

— Жалко его?

— Было жалко… пока не узнала, что он изнасиловал двенадцатилетнюю девочку.

— А почему вы раньше не перешли на сторону народной власти?

— А вы видели эту народную власть?

— Разумеется, видел.

— А мы служили ей. Абдулахаб — в геологоразведочном управлении, я преподавала в школе-интернате русский язык. И если бы не ушли к моджахедам, нас уже не было бы в живых.

— Почему?