Военный и промышленный шпионаж. Двенадцать лет службы в разведке

Вызвал также подозрение наш собственный агент Хмитек, вернувшийся в веселом настроении на крестьянской подводе через русские линии в сопровождении человека, маскировавшегося под кадета. Его решили задержать и обыскать. Однако поиски шпионской контрабанды при обыске телеги и его личном досмотре ничего не дали. Хмитека отпустили, но установили за ним наблюдение. Когда он вторично отправился в качестве нашего агента на задание, за городом его задержали и снова обыскали. При этом на планке воротника рубашки у него обнаружились цифры, которые, как вскоре выяснилось, обозначали номера частей, располагавшихся на Ужоцком перевале. Этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы полностью изобличить предателя вместе с его бывшим сопровождающим.

Кроме того, благодаря установленному пристальному наблюдению за кадетом польского легиона Ясельковским, являвшимся агентом 3-й армии, обнаружилось, что он является двойным шпионом. На обратном пути он избрал дорогу через Унгвар, а по прибытии сообщил, что задание по подрыву железнодорожного моста между Ярославом и Перемышлем выполнено. Причем в качестве доказательства этот двойной агент привел газетные вырезки, подтверждавшие его доклад. Однако уже только сам способ возвращения Ясельковского через русские линии вызвал у нас подозрение, и мы, естественно, перепроверили доложенную им информацию. Как и предполагалось, сообщение о взрыве моста не содержало ни слова правды. Тогда стало окончательно ясно, что фальшивки в газетах появились по указанию русского Генерального штаба, желавшего таким образом обеспечить достоверность доклада этого шпиона.

Работа наших органов контрразведки была затруднена слабой поддержкой и недоверием к ней венгерских учреждений. Это объяснялось тем, что среди контрразведчиков не было венгров, а также странной ревностью венгерских властей, которые весьма косо смотрели на всюду совавших свой нос наших «шпиков». Даже железнодорожные чиновники вместо содействия оказывали пассивное сопротивление, прикрываясь стереотипным утверждением, что якобы «нас не понимают». Однако стоило пригрозить им арестом, как немедленно выяснялось, что немецким языком они владеют довольно сносно.

Карпатское сражение1, начавшееся 23 января наступлением на Ужоцкий перевал и продолжавшееся до апреля включительно, как магнит притягивало с обеих сторон все новые и новые силы, исчезавшие в холодной адской глотке гор, покрытых льдом и снегом. В таких нелегких условиях радио- и агентурная разведка помогала командованию разобраться в изменявшейся как в калейдоскопе картине наносимых ударов и контрударов, а также вступления в сражение новых сил.

Осаду с крепости Перемышль снять не удалось, и 22 марта она пала жертвой голода. Высвободившаяся при этом осадная армия дала русским возможность еще раз попытаться осуществить глубокий прорыв нашего фронта, но их удар [184] был отражен в ходе «Пасхального сражения»[185] при помощи свежих германских подкреплений.

Из огромного числа перехваченных нами в то горячее время русских радиограмм следует выделить одно указание, сделанное чисто в русском духе: «Еврейское население в районе боевых действий надлежит эвакуировать в сторону противника, невзирая на половую принадлежность и возраст». Это еще раз подтверждает, что сохранявшие верность кайзеру евреи являлись для русофилов настоящим бельмом в глазу.

Интересна также и другая русская радиограмма, ставшая роковой для русского агента. В ней сообщалось, что некий С. Бок действует в интересах 18-го русского корпуса. В результате Сигизмунд Бок, по кличке Статницкий, был сразу же разоблачен, как только оказался в районе расположения 7-й армии.

Конечно, наша осведомленность о самых секретных планах русских не могла длительное время оставаться для них тайной, ведь русская разведывательная служба тоже не сидела сложа руки и проявляла большую активность. Она повсюду раскидывала свои шпионские сети. Так, инструкция, изъятая нами у одного русского агента в Константинополе, хорошо показала размах русского шпионажа в Турции. А в Румынии начальник тамошней русской государственной полиции Спиридон Панас в городе Дорохой завербовал даже румынского директора полиции Джоана Вамеса, который начал действовать в интересах русской охранки, привлекая в качестве агентов беженцев из Буковины, в том числе дочерей одного профессора из Черновцов.

Председатель же одной польской патриотической организации и выходец из старинного дворянского рода Яворский доставил нам документ о создании по инициативе Польского национального комитета специального воинского формирования[186], дававший возможность оценить насыщенность русскими шпионами и агентами царской охранки захваченных нами территорий бывшей русской Польши. К документу Яворский приложил письмо его единомышленников с рекомендацией уволить со службы всех должностных лиц местного самоуправления без исключения и принять меры против русофильского разгула.