Военный летчик: Воспоминания

Над звеном витает тень близкой гибели. Она в воздухе, в наших кабинах. Смерть мы не видим, но знаем, что она здесь, совсем близко, улыбается и расправляет черные крылья, готовая заключить нас в объятия. Все зависит от работы приборов и двигателей, от расчета, от нескольких литров топлива, от крепости наших нервов. По каналу связи вдалеке слышатся голоса курсантов, инструкторов - это уже вышка управления полетами в зоне аэродрома. Один из голосов в наушниках выводит меня из состояния оцепенения. Я понимаю - еще одно звено нашей эскадрильи в воздухе. Я узнаю ведущего по характерной интонации в голосе. Это Мустанг Первый - командир звена, в которое входит Созер, маленький турецкий парень с детским лицом. Я тут же вспоминаю наш ужин вчера вечером в клубе. Голос Мустанга тревожно звучит в моих наушниках:

– Мустанг Второй, увеличьте скорость, у вас она недостаточна. Мустанг Второй, лейтенант Созер, возьмите ручку на себя! Слышите меня? Вы набрали малую высоту, у вас небольшая скорость!

Голос пропал. Тишина в наушниках. Снова голос "Мустанга" - ведущего:

– Командный пункт, я - Мустанг Первый. Мустанг Второй теряет высоту. - Затем добавляет: - Я уверен, что он уже разбился. Его самолет горит, у него нот парашюта. Самолет стоимостью 200 тысяч долларов потерян.

Останки Созера, маленького турецкого крестьянин,), были отправлены в Турцию и преданы земле там, где он родился…

Лейтенант Блас Бальбоа был единственным офицером в нашей группе 54-Q. Невысокий, среднего телосложения, темнокожий, он выделялся ясными голубыми глазами. Сейчас, когда он переодевался в повседневную форму цвета хаки, его глаза лихорадочно блестели. На груди ниже левого кармана белела табличка с надписью: «Бальбоа Блас, лейтенант, кубинец, 54-Q. Начиная с первого дня, когда мы прибыли в США, Бальбоа был соседом по комнате Созера на всех базах, куда мм переезжали. Многомесячное общение, учеба, постоянный совместный труд… Вместе они переживали радости и горести, делили все от сигарет до последней сорочки. Сейчас Бальбоа вернулся с трудного задания. Самолет его остался почти без топлива, и двигатель остановился на половине посадочной полосы. Находясь в воздухе, он слышал все то же, что и мы. Его глаза поблескивали, пока он переодевался. Потное лицо было бледным. Он молчал. Было заметно, как дрожат кончики его пальцев, и это говорило о его чрезвычайной нервной напряженности. Созер был его лучшим другом… В этот момент вошел лейтенант Херман - «Мустанг Первый», высокий мужчина крепкого телосложения, выбритый так гладко, что кожа на его бороде отливала сииевой. Его движения и походка были странными, беспорядочными, казалось, что у него нарушена координация.

Бальбоа вскочил со стула, как подброшенный, и, подойдя вплотную к Херману, сказал ему па плохом английском языке, стараясь четко выговаривать каждое слово:

– Лейтенант, у вас нет чувства товарищества, чувства дружбы, нет человечности! Лейтенант Созер погиб. Я слышал, как он докладывал вам по радио, что его тянет на одно крыло. Но вы не обратили на это никакого внимания. Вас тронуло лишь то, что потеряно двести тысяч долларов. - Он замолчал, а потом медленно добавил: - Денег у вас в избытке, но его жизнь не оплатишь никакими деньгами. Вы низкий человек!

Мы замерли. Лейтенант Херман лишился дара речи. Он не ожидал такого, а потому ничего не смог сказать в ответ. Его угрюмое лицо было тупым и безразличным. Он опустил глаза. А ведь Херман являлся инструктором Бальбоа.

За фанерной перегородкой, разделявшей нашу комнату на две части, находился кабинет командира эскадрильи. В нем сидел капитан Томпсон и все слышал.

На следующий день с самого утра, как обычно, стоял такой же многоголосый шум самолетных двигателей. На взлетной полосе базы гудели двигатели. Как только прибыл Бальбоа, его тут же вызвали к командиру эскадрильи. В маленькой деревянной комнатке с покрытым линолеумом полом окна и двери были закрыты. Однако даже шум реактивных двигателей не помешал нам расслышать слова капитана Томпсона:

– Лейтенант Бальбоа, вчера я невольно услышал все, что вы сказали вашему инструктору лейтенанту Херману. Ну что же, в личном плане я могу понять вас. Но вы должны знать, что лейтенант Херман старый летчик, ветеран войны. Тогда было слишком много пилотов, а самолетов не хватало. Поэтому лейтенант и произнес эту фразу. Я признаю, что прозвучала она не слишком уместно, но настоящий боевой летчик должен быть твердым человеком, чтобы гибель товарищей не выбивала его из колеи, как вас эта вчерашняя смерть. Когда вы получите настоящую закалку, то поймете сами, что такое - в порядке вещей. И наступит момент, когда вы пожалеете больше о потере самолета, чем о гибели летчика. Когда это случится, можно будет сказать, что вы превратились в настоящего боевого летчика, подготовленного в ВВС США, откуда выходят лучшие в мире пилоты.