Военный летчик: Воспоминания

Меня окружает темнота. Я понимаю, что нужно немного снизиться. Видимость продолжает ухудшаться. Едва различаю объекты на земле, всего в нескольких километрах от самолета. Идет сильный дождь. Струи воды свободно проникают в кабину через многочисленные щели и отверстия. Кажется, воды в кабине больше, чем за ее пределами. Брюки мои промокли, намокла и сорочка. Прячу карту, чтобы ее не залило водой. В голову все настойчивее стучится мысль: «Возвращайся, возвращайся, пока не попал в безвыходное положение. Вспомни, что именно в подобных случаях гибнут летчики. Неужели ты забыл об этом? Вспомни француза, который попал в бурю. Только на третий день нашли его останки. Это было на базе Уэб. Сколько же ты еще будешь ждать? Решения нужно принимать вовремя. Не будь тупицей. Разве можно один этот полет поменять на всю оставшуюся жизнь, когда полетов будет очень много?»

Делаю разворот, лечу, почти касаясь верхушек пальм, в окружении черных туч и сплошных ливневых потоков. На этот раз вода попадает в ботинки, и я чувствую, как мои носки становятся мокрыми. Я потерял ориентир - Центральное шоссе - и теперь, как бестолковый новичок, должен платить за это. А плата одна - смерть. Толька сейчас я понимаю, насколько серьезна ситуация, в которую я попал. Теперь я уже не думаю о том, чтобы добраться до города Санта-Клара или вернуться на аэродром базы Колумбия. Лихорадочно ищу хоть самый маленький участок местности, чтобы посадить машину, прежде чей врежусь в пальму или в антенну и от меня ничего не останется. При очередном развороте замечаю слева небольшую площадку, похожую на крошечный аэродром. Пытаюсь сделать все возможное, чтобы не потерять этой последней возможности для спасения. Лечу практически вслепую. Машина быстро снижается. Выпускаю шасси без всякого последующего контроля. Прямо передо мной площадка. Сбрасываю обороты и захожу на посадку над верхушками пальм при сильном ливне. Чувствую, как все три колеса одновременно касаются земли. Оказывается, я сажусь на вспаханное поле. Самолет делает гигантские прыжки. Если бы я не был пристегнут ремнями безопасности, то наверняка получил бы травму.

Наконец машина останавливается. Пахнот мокрой землей. Двигатель работает на малых оборотах. Все промокло насквозь. Глушу мотор, и звенящая тишина охватывает все вокруг, отдается в моих ушах.

Сильный дождь не прекращается ни на минуту. Выхожу из кабины и оказываюсь под крылом самолета, промокший до нитки и продрогший до костей от сильного ветра. Я жив! Огромная радость охватывает меня, и я прыгаю по бороздам, наполненным грязной водой.

Возвращение было приятным. Погода улучшилась. Командование направило мне на помощь капитана Эрнандеса Невареса. В Гавану мы с ним прилетели около десяти часов утра, и взлетно-посадочная полоса в это время, как обычно, была свободной. Как только я вышел из самолета и спустился на землю, меня окружила группа пилотов из группы 54-Q. Я понял: что-то случилось. Это можно было прочесть на их серьезных лицах. Де Кастро хотел что-то Сказать, лейтенант Куэльяр тоже, но первым заговорил Сигнаго.

– Вчера застрелился Монсон, - сообщил он.

– Как это застрелился? - воскликнул я удивленно.

– Да, Прендес, это так, - сказал де Кастро. - Дня дня назад он вылетел с капитаном Пуигом в Сантьяго; Ты знаешь, какая была погода над островом. Все время они летели по приборам, пробиваясь через вихревые потоки. Наконец им удалось приземлиться. Но в это время разразилась буря. Монсон совсем потерял голову, поддался панике. Капитан дал ему пощечину и заставил выйти из кабины. На следующий день, как только они возвратились на базу Колумбия, Монсон, выйдя из самолета, поднялся на третий этаж, зашел в первый попавшийся туалет и выстрелом из пистолета разнес себе череп.

Мне было жаль Монсона, автора той зпаменитой фразы, которая впервые прозвучала на американской базе Лекланд: «Тот не кубинец, кто не уйдет из строя!»