Военный слух

Пожив какое-то время в тесном мирке пехотной роты, познаёшь людей, которые делят его с тобою, не хуже чем членов собственной семьи. Едва успев войти в расположение роты «С», я сразу же понял — что-то случилось. Нет, мне никто ничего не сказал, не посмотрел на меня как-то странно. И всё же я почувствовал, что что-то не так — совсем как когда человек заходит в свой дом после длительной отлучки, знакомые люди произносят знакомые слова, привычные вещи стоят на привычных местах, а он инстинктивно понимает, что всё не так, как было тогда, когда он покидал этот дом.

В лагере всё было совсем как раньше. Камбуз, штаб, палатки для офицеров и взводных сержантов всё так же стояли сплошной линией на узком выступе склона с обратной стороны высоты. Ниже по склону тянулся широкий красный разрез — посадочная площадка, с палатками для рядового и сержантского состава ниже по склону. Оборонительные позиции на переднем склоне были такими же, как раньше. Я глядел на обнесённую насыпями старую линию траншей, которая врезалась в склон чередой острых углов; на окопы с брустверами из потрёпанных мешков с песком; на часовых в бронежилетах, сидевших в некоторых окопах; на землянку, где я провёл столько ночей, на блиндаж передового наблюдателя из толстых брёвен, где радиоантенны колыхались на ветру как стальные тростинки.

Я прошёл мимо камбуза. Несколько морпехов возле него чистили винтовки под брезентовым навесом. Оттуда доносились знакомые запахи смазки и раствора, металлический скрежет шомполов и щёток, протягиваемых через винтовочные стволы. Из транзисторного приёмника звучала программа музыки «кантри», которую каждый день после полудня передавала радиостанция Вооружённых Сил из Сайгона. Меня заметили несколько солдат из моего прежнего взвода. Помахали руками, спросили, как оно там, «в тылу». Я ответил, что пока не знаю, только что туда прибыл.

Я пошёл за своими вещами, и меня всё сильнее преследовало ощущение, что всё не так. Солдаты вели себя как-то странно; казалось, они стали немного холоднее и отстранённее, и я думал — не из-за того ли, что я для них теперь чужак. В сержантской палатке Кэмпбелл и Грин, взводный сержант Леммона, играли в криббидж — как всегда, когда рота находилась в лагере. Леммон, Тестер и Макклой сидели в соседней, офицерской палатке. Тестер что-то рассказывал о своём добре, под которым он подразумевал магнитофон «Тик», что купил в Гонконге, до того как батальон отправили во Вьетнам. Ему пришлось сдать его на хранение на Окинаве, и он сильно переживал по этому поводу. «Остаётся только надеяться, что эти клоуны моё добро не запортят», — говорил он Леммону, когда я вошёл. Глен, с ястребиного лица которого ещё не сошли следы гранатных осколков, сидел молча. Макклой читал роман-сагу о Второй мировой войне под названием «Командир танкистов». «За это добро в Штатах мне пришлось бы тысячу двести баксов отдать. А я взял его за шестьсот… Э, Пи-Джей вернулся, — сказал Тестер, прервав свой собственный рассказ. — Капуто, пшёл отсюда. Тут боевая рота. Тыловым крысам вход сюда воспрещён».

— Брюс, мне там и без тебя хреново.

— Ага, Капуто осерчал. Сейчас Капуто отмудохает меня до усрачки.

«Ну, не знаю, с чего уж там тебе хреново, — сказал Леммон. — Радоваться должен, что в полк попал». Он не поднимал на меня глаз. Усевшись на пустой ящик, низко сдвинув на лоб полевую панаму, он сдавал карты себе и воображаемому сопернику. «Вообще-то, я не понимаю, с чего ради ты так спешил обратно во Вьетнам. Чёрт возьми — Уолш из роты «Альфа» и Майк Репп из «Дельты» в прошлом месяце отправились на Окинаву на лётную медкомиссию, и не думаю, чтоб они уже вернулись. Надо было тебе потянуть это дело».

— Уолша и Реппа я видел, — ответил я. — Всё равно, тянул я сколько мог.

— Да ну, Фил, ты всё такой же — летёха желторотый. Ну, скажем, припозднился бы ты на несколько дней. Что б с тобою сделали? Грантом[56] во Вьетнам послали?

Техасский акцент Леммона был от природы резким, но в его голосе звучали новые нотки, горечь, которой раньше в нём не было. И, подобно тем солдатам, что я повстречал до этого, он выглядел как-то неуловимо отстранённо.

— Ладно, расскажи-ка про Японию, — сказал Тестер, который более-менее был похож на себя прежнего. — Меня вот что интересует — натрахался там до упада? Какая-нибудь милашка-азиатка тебя до упада затрахала? Вот что меня интересует.

И я рассказал ему о выходных в Токио и той наполовину русской японке, с который мы жили в «Палас-отеле». Звали её Аяко, работала она барменшей в Йокосуке, и перед самой посадкой на поезд до Токио она обернулась ко мне и сказала: «Фил-сан, я проведу с тобой два дня, а ты мне платить не будешь. Я буду тебя любить два дня, а потом я не буду тебя любить».

— Бог ты мой, так ты за бесплатно всё получил? — спросил Тестер. — И всё равно вернулся?

Леммон покачал головой, сдавая карты. «Гос-с-поди, мне бы так, я б там до сих пор сидел. Я ж говорю: что они со мной сделают? В гранты переведут и во Вьетнам отправят?»

— Начать с того, Глен, что могут в тюрягу упечь.