Военный слух

Уолта я боготворил. Я был ещё очень даже склонен поклоняться героям, а он был самым настоящим героем; он заслужил три Военно-морских креста, один из них за то, что во время сражения на тихоокеанском театре военных действий в одиночку затащил орудие на высоту под сильным огнём японцев. Кроме того, он был одним из тех редко встречающихся офицеров генеральского ранга, кто считает, что должен руководить своей армией с передовой, а не с уютного командного поста, расположенного так далеко от боевых действий, что это уже почти дезертирство. Свой передовой штаб он разместил в амтраке (это бронетранспортёр такой), поставив его прямо за гаубичными батареями, рядом со штабом полка. Уолт руководил людьми от жерла пушки, подобно генералам, выбиравшим себе место в бою в те дни, когда они были бойцами как Ли, а не хозяйственниками как Уэстморленд.

Мне казалось, что Уолт был одним из тех немногих высокопоставленных офицеров, кто относился к Вьетконгу серьёзно в те дни, когда мы были исполнены уверенности в себе и благодушия. А вынеся свой штаб так далеко вперёд и подвергая себя опасностям, которых он мог избежать, не умалив своей чести, он пытался на собственном примере показать офицерам в своём подчинении и их штабам, как следует лично руководить войсками. Судя по всему, немногие следовали этому примеру, что тогда, что позже. Я точно знаю, что Уолту пришлось не по нутру кое-что из того, что он обнаружил, приняв командование в мае. По вечерам в штабе полка показывали фильмы на открытом воздухе — Уолт это дело прекратил. Зачастую от десяти до двадцати процентов личного состава стрелковых батальонов уходили в увольнения и болтались в пьяном виде по Данангу — Уолт запретил выход в город. Передний край обороны вокруг данангского анклава на картах штабных офицеров представал в виде сплошной цепи солдат и штыков; Уолт отправился туда, чтобы лично в этом убедиться (что мало кто из штабных офицеров проделывал), и обнаружил, что эта линия на карте в реальности вовсе не линия, а нечто вроде бус из разрозненных лагерей, окружённых хилыми заграждениями, которые не выдержали бы решительного наступления силами одного взвода противника. Он распорядился выстроить настоящий передний край обороны, с опорными пунктами, передовыми постами, и заблаговременно отмеченными участками для нанесения массированного артиллерийского огня.

Но ему так и не удалось одолеть лень и благодушие, и сейчас наступление развивалось с сокрушительной эффективностью.

На улице было светло почти как днём, от осветительных ракет, висевших над аэродромом, и пламени от горящих самолётов. Трассирующие пули расчерчивали небо ярко-красными линиями. Звёздная сигнальная ракета устремилась вверх, поднявшись выше белых мерцающих осветительных ракет, и рассыпалась искрящимся дождём. Ракета была красная — сигнал, означавший, что противник прорвал периметр аэродрома. Стопятки из-за КП открыли контрбатарейный огонь. Пара пуль прошипели над головой, но я не понял — то ли снайпер нас обстреливал, то ли это было просто шальные пули, залетевшие с места битвы за аэродром.

Надев каску и бронежилет, я направился в палатку, где в сейфе хранились секретные и ДСП-документы. В отсеках для СиДСП лежали полковые коды для переговоров и планы операций, а также пара маленьких криптографических машин, применявшихся для расшифровки кодов. Будучи офицером по СиДСП, я отвечал за сохранность всего этого джеймс-бондовского добра, и, согласно постоянному приказу-инструкции, должен был сжечь его с помощью термитных гранат в случае нападения на лагерь и его захвата. Сержант Хэмилтон, делопроизводитель, стоял возле палатки в боевом снаряжении. С ним был недавно прибывший младший капрал, на вид напрягшийся и растерянный.

— Ну что, лейтенант, надвигаются жёлтые орды? — спросил сержант Хэмилтон. — Всё готово. Гранаты я вытащил, и больше всего на свете мне охота спалить всю эту хрень.

— Жёлтые орды сквозь аэродромные заграждения прорвались. Похоже, на нас они нападать не будут, но если так случится, то подожжёшь это добро только тогда, когда Чарли попрут прямо на тебя.

— Сэр, если Чарли попрут прямо на меня, я эти гранаты в них побросаю. А потом я брошу эти папки на них, и пусть они все вместе горят.

Шквал трассеров пронёсся над нами, и мы услышали неторопливое, горловое уханье тяжёлого пулемёта. Хэмилтон засмеялся: «Что вы там говорили о том, что на нас не нападут, сэр?»

— Это, наверно, один из наших пятидесятого калибра. В общем, ты понял, что я сказал.

— Так точно, сэр. Мистер Чарльз классный концерт даёт, но что ж никто ему не сказал, что до четвёртого числа три дня ещё?

Он снова засмеялся. Шутка показалась ему смешнее, чем была на самом деле.

Дел у меня больше не осталось, и я пошёл на свою позицию на периметре. Каждый из младших офицеров штабной роты отвечал за свой участок на периметре КП. У меня под началом были капрал и десять рядовых — единственный случай, когда я хоть немного чувствовал себя командиром.