Военный советникъ

– М-мм?.. Это когда плывешь по Амуру поздней осенью, перед самым становлением льда, и напротив кое-как обустроенной пристани видишь только берег с вековечным лесом и буреломами, и пару палаток с тлеющим костровищем. Зимой сквозь глухую чащу уже проложена просека, вдалеке что-то дымится, стучат топоры и звенят пилы – а у берега гулко забивают сваи для основательного причала. К середине весны лес заметно поредел, появилась небольшая насыпь для шпал узкоколейной дороги и начала шуметь лесопилка. Ближе к середине лета усилился перестук топоров, прорезалось пыхтение локомобиля, ржание лошадей и множество иных звуков…

На неуловимый миг молодые хозяева дворца на Мойке вдруг услышали плеск речных волн и ветер, гудящий в кронах зеленых великанов. Увидели много занятых делом людей – и их же, сидящих ночью вокруг больших костров. Лязг и дым работающих механизмов, неясные тени в сумрачной глубине лесных чащоб, бочки с выгнанным скипидаром и дегтем возле смолокурни, длинные навесы с вялящейся рыбой и первый иней на стенах свежесрубленых домов…

– И вот приход осени встречает новое поселение, к причалу которого регулярно прибывают баржи и почтовые катера – а пароходы, следуя по реке вверх или вниз, обязательно отмечаются пронзительным сигналом корабельной сирены.

Глубоко вздохнув, пятнадцатилетний племянник переглянулся с восемнадцатилетней тетушкой, искренне сожалея об окончании короткого повествования. Впрочем, кое для кого закончилось не только оно, но и беседа в целом: подошедший Серов в самых вежливых выражениях пригласил Николая Феликсовича на очередной сеанс позирования. Надо ли говорить, с какими «светлыми» чувствами покидал приятную компанию наследник фамилии, в душе явно проклинавший чопорного маэстро и свой будущий портрет?..

– Прошу вас не сердиться на Валентина Александровича, князь.

Проводив долгим взглядом унылую жертву труженика холста и кистей, Снежная Королева довольно мило улыбнулась. Правда, ее улыбка несколько поблекла, встретив его непонимание.

– Прошу прощения: о ком идет речь?

Едва заметно дрогнув губами, девушка огорченно констатировала:

– Все-таки вы рассержены.

Вообще-то Агренев уже понял, что речь идет об одном на диво молчаливом портретисте (ну да, запамятовал малость, как того обзывают-величают), но не смог отказать себе в небольшом развлечении:

– Надя…

Коралловые губки вновь дрогнули, явно не зная, какую эмоцию стоит отобразить.

– Я и в самом деле не понимаю, о ком вы.

Издав невнятный звук, больше всего похожий на замаскированное хихикание, княжна мимолетно прикоснулась к локонам своей умопомрачительно-сложной прически.

– О господине Серове, и его своеобразной манере выражать свое несогласие… Александр Яковлевич.

– Хм? И чем же моя персона прогневала столь популярного живописца?.. Возможно, своей дремучей необразованностью?

Раскрыв, и тут же сложив обратно небольшой перламутровый веер, младшая из сестер Юсуповых вновь с трудом удержалась от смеха:

– Пожалуй, мне стоит сохранить в тайне то обстоятельство, что некий князь не счел важным запомнить имя-отчество одного действительно именитого художника. Будьте покойны, Александр Яковлевич, я умею хранить тайны.

– Я никогда не забывал об этом.

Короткая и вполне невинная фраза отчего-то вызвала румянец на белоснежной коже аристократки.

– Касательно Валентина Александровича… Недавно Николя, утомленный очередным сеансом, позволил себе нелестное сравнение своего будущего портрета с присланными вами большими цветными фотокарточками, где изображены туземцы Манчжурии.

Действительно, было такое примерно с полгода назад. В Лаборатории Менделеева для обработки привезли очередную партию стеклянных фотопластин[127] с кадрами высокой четкости – а тамошние химики-исследователи взяли и распечатали часть снимков на новой версии дорогущей экспериментальной цветной фотобумаги. Причем, гады этакие, сделали карточки аж в размере стандартного альбомного листа, выдав в качестве оправдания длинный список того, что они проверили, отработали и прояснили в ходе «серии разноплановых опытов»! И сесть бы после этого «менделеевцам» на голодный финансовый паек, если бы они своевременно не представили сиятельному покровителю (а так же попечителю, заказчику, и вообще подателю всех и всяческих благ) сразу несколько образцов-прототипов цветной пленки. Продукт был ужасно сырой, и к тому же полученный по такой сложной технологии, что от одного только ее описания у Агренева уже начинало рябить в глазах (и в карманах как-то все болезненно сжималось, в предчувствии новых денежных кровопусканий) – но все равно, это определенно был успех!.. Так что пришлось прямо на ходу менять гнев на милость, и выделять дополнительные средства. Злосчастные же фотографии после недолгих размышлений он частью отдал Ульянке, а еще часть отправил в подарок княгине Юсуповой, вкупе с заверениями во всемерном почтении и прочей словесной мишурой… Надо же, как оно аукнулось!

– Мне жаль, что маэстро не видит разницы между творением, в которое вкладывают душу – и результатом работы оптико-механического прибора.