Аккуратно отложив бюллетень на столик, Долгин порыскал взглядом по сторонам – и подтянул к себе слегка устаревшую, но все еще актуальную «Ведомость сверхсрочных ассигнований подразделениям Компании по состоянию на ноябрь месяц текущего года». Лениво пролистал, выискивая что-нибудь интересное – но, увы, как и прежде, основные траты уходили на материальную помощь переселенцам и работникам Дальневосточной компании, пострадавшим от наводнения в Забайкалье (едва свежеотстроенную казенную железную дорогу не смыло, между прочим!). Это весной. А с конца лета пришлось хорошо потратиться на открытие и содержание дополнительных лагерей-интернатов для крестьянских детей – в губерниях, подвергшихся плановому неурожаю и голоду. Плановому не в том смысле, что его кто-то организовывал (с этим вполне справлялась сама матушка-природа и до крайности истощенные пахотные земли крестьянских общин), а просто… Ну, ожидаемому. К счастью, голод одна тысяча восемьсот девяносто седьмого года сильно уступал по масштабам своему предшественнику начала девяностых, охватив «всего» тринадцать губерний империи. Вообще-то, неурожай частично задел еще Киевскую и Подольскую, плюс хорошо так прошелся по Области войска Донского, но им помощи не планировалось совсем. Как совладелец агреневского концерна господин Долгин такой подход только приветствовал – а как урожденный оренбуржский казак – откровенно злорадствовал, потому что в его родных местах никогда не любили донцов. Да и кубанцев тоже, не без оснований считая, что тамошние служивые порядком зажрались. Что же касается Киева и Каменец-Подольского, то…
– Всенепременно! Ну что же, позвольте откланяться, Александр Яковлевич. Григорий Дмитрич!..
– Всего хорошего, Вениамин Ильич.
Едва дождавшись, пока юрист прикроет за собой дверь, вернувшийся из свадебного путешествия молодожен покинул кресло, дабы поприветствовать друга – с растущим удивлением наблюдая, как тот с кряхтением и едва слышными ругательствами выбирается из-за своего рабочего места и подхватывает в руки «третью ногу».
– Командир, я что-то пропустил?..
Выразительно покосившись на массивную трость с вычурной серебряной рукояткой, Долгин натянул на лицо то самое выражение, с которым некогда стрелял по бедным контрабандистам. Точнее, богатым, но только до встречи с… В общем, неважно.
– Тренировку мою ты пропустил, Гриша.
– Ну.
Вздохнув и покрутив в ладони увесистую тросточку со спрятанным внутри клинком (собственно, других у него и не водилось), Александр нехотя пояснил:
– Есть у тебя в пятом отделе бугай один, прямо-таки героических пропорций – два метра в высоту, и все полтора в ширину. Позывной Кореец.
Задумчиво шевельнув бровями, Григорий припомнил нужного экспедитора:
– Илларион Пастухов, двадцать три года, на хорошем счету, скоро пойдет на повышение.
– Такому пастуху только зубров пасти, в Беловежской пуще. Кстати, а почему – Кореец? Собачатину любит?
– Да нет… В питомнике как-то особо злобный кобель с привязи сорвался – так он его не только придушил, но еще и искусал. В процессе, так сказать.
Глядя, как губы друга начинают подрагивать в сдерживаемой улыбке, начальник Отдела экспедирования неопределенно пожал плечами и все же закончил:
– Растерялся парень. С кем не бывает?
– М-да? Этого Корейца рязанского разлива проще убить, чем остановить. В самом начале пару раз чуть не подловил меня – как-то не ожидал я, что такой бугай будет столь резвым. А когда на удушающий его взял, он меня несколько минут на себе таскал, и за малым захват не сорвал на одной только силе.
– Молодец!
– В общем, когда этот любитель собак все же сомлел, то завалился на меня всей своей тушей.
Стукнув о каминный экран металлическим наконечником трости, князь досадливо покривился – а вот его гость совсем наоборот, горделиво расправил плечи.
– Орел!.. Я его, пожалуй, премирую.
– Опоздал.
– Да? Тогда внеочередной отпуск дам. На неделю!
– Скряга…
Одновременно фыркнув, мужчины так же синхронно засмеялись.
– Ладно. Как отдыхалось?
Резко посерьезнев, слегка загоревший курортник признался:
– Ты знаешь, командир, вроде как удачно. Конечно, полная ясность будет только…
Прервав доклад после быстрого жеста, Долгин вопросительно вскинул брови – и уже сам услышал приближающийся цокот чьих-то каблучков по натертому мастикой паркету.
– Ты один? Ну наконец-то! Ой, дядя Гриша?!
При виде гостя жгучая брюнетка в красивом домашнем платье радостно всплеснула руками и попыталась запечатлеть на его слегка небритой щеке приветственный поцелуй. Так, по-простому, и уж точно по-родственному.
– Фу, колючий!..
– Ульянка, егоза!..
С мелодичным смехом ускользнув от цепких рук дядюшки, мадемуазель Ульяна Вожина встала за креслом официального опекуна во всей красе и свежести своих семнадцати лет.
– Ну что, будущая грозная повелительница клистирных трубок и градусников – как там наша медицина, крепнет?
– С безумной силой, дядя.
– Вот ей-богу, до сих пор удивляюсь, как ты уговорила Александра Яковлевича, чтобы он отпустил тебя в этот Женский институт[64]
…