Военспец. Чужое лицо

Киселёв это тоже понял. Ему теперь отступать нельзя, обязательно Андрея свалить надо. Купец был выше и плотнее его, имел превосходство в весе. Для кулачного боя – преимущество изрядное. Он снова взмахнул рукой.

Андрей решил, что пора бой заканчивать. Он перехватил купцу руку захватом и завернул за спину. От боли купец взвыл.

– Проси прощения, не то руку сломаю. Косоруким дни доживать будешь.

Купец скрипел зубами от боли, дёргался, но молчал. Самолюбие играло, гордыня!

Андрей завёл руку выше.

Купец согнулся, уже едва не доставая головой до земли.

– Филипп Антонович, на каждую силу всегда другая сила найдётся. А к силе, кроме того, ум нужен, умение. Проси прощения при всех, громко проси. – Андрей надавил пальцем на нерв у локтя.

От нестерпимой боли купец заорал:

– А-а-а!

– Продолжай.

– Прошу прощения… – сиплым от боли голосом выдавил из себя купец.

– Вот так лучше будет. Ступай и больше не попадайся, сотру, – честно предупредил его Андрей. И сказал так, что все окружающие поняли – выполнит обещание, сотрёт.

Купец схватился за руку и пристыженно пошёл прочь со двора.

Тут же с крыльца слетел половой:

– А денежки, сударь? Кто вино, еду оплачивать будет? Нехорошо!

Купец достал мошну, вынул и дал половому серебряный рубль.

Его проводили ухмылками. Невоздержан в питии да на обидные слова скор был купец. Но сегодня он достойный ответ получил. Раньше многие связываться с ним боялись, понимали: богат купец, от него подальше держаться надобно, невзлюбит – разорит. Так у Андрея денег побольше, он не боялся.

Андрею казалось, что после инцидента купечество города будет настроено против него, все-таки пришлый, но получилось наоборот. Самодуров, подобных Киселёву, нигде не любили, только отпор боялись давать. Но слух о прилюдном извинении Киселёва перед чужаком мгновенно прошёл по городу – ведь свидетелей было много. И уже на следующий день с ним вежливо здоровались до того незнакомые ему люди. Шуя – город невеликий, почти все знали друг друга в лицо. Андрею только не хотелось, чтобы война разгорелась между ними. Не в прямом смысле – с кулачными или иными боями, а торговая. Денег у обоих хватает, только Киселёв не знает истинного положения дел.

Андрей на самом деле имел возможность скупить на корню или разорить Киселёва, перекупив его поставщиков. Даст выше цену за сырьё – и всё, через месяц-два Киселёв будет повержен. Но зачем ему это?

Временами Андрей заходил в церковь – не принято было обходить стороной богоугодное заведение, иначе смотрели косо: не чужой ли веры человек, а то может, и вовсе безбожник? Десятину с доходов лавки отдавал, на паперти попрошайкам раздавал милостыню – он помнил, как сам в Москве стоял так же, с протянутой рукой. Для какого-нибудь нищего, убогого и калечного это единственный способ выжить, а для таких, как Андрей, – своего рода благотворительность для инвалидов и стариков. Он даже в Свято-Николо-Шартомский монастырь заходил, пожертвование сделал. Его монахи при нападении поляков в 1609 году достойно защищали свою обитель, где укрывались многие жители.

После короткой и дождливой осени как-то быстро наступила зима. Проснувшись утром, Андрей вдруг увидел, что за окном светло. Подумал – не проспал ли? Выглянул в слюдяное окно, а на дворе, на крышах соседних домов лежит снег. Ослепительно-белый, не успевший посереть от копоти печных труб. Всё, закончилась навигация, а с ней – и поступления крупных партий товара. Ещё несколько дней суда будут приходить, торопясь прийти по снежной шуге в свои порты до ледостава.

Для купцов сейчас каждый день ценен. Те, кто на берегу, в лавках, стараются набрать побольше товаров впрок, а те, кто на судах, – распродать товар и успеть вытащить суда на берег до весны.

А для Андрея это означает, что его выходы с грузом к омуту прекращаются. На снегу следы видны, да и сам омут через несколько дней льдом затянет. А прорубь долбить нельзя, уж очень заметно. Только и останется, что торговля. В лавке – приказчик, делать там Андрею особенно нечего.

И он стал подумывать, чем бы себя занять. Не спеша позавтракал. Похоже, на торг идти надо. Как-то упустил он из вида, что зимняя одежда нужна – тулуп или шуба, а также валенки и шапка. В Шуе зимой иногда морозы такие трещат, что деревья в лесу лопаются, в кафтане и в сапогах не походишь.

На торге Андрей выбрал себе тулуп, крытый синим английским сукном, шапку лисью и валенки с вышивкой по голенищу. Выглядеть стал как купец средней руки. Да и то, бобровую шапку носить могут бояре да князья, а шуба уж больно тяжела. А в одежде, что купил, – и легко, и тепло.

Заявившись домой, он увидел, что во дворе его дожидается гонец с двумя охранниками. Гонец уже знакомый, Павел, а вот стражи при нём другие.

Андрей поручкался с гонцом, как со старым знакомым.

– Чего же во дворе мёрзнете?

– Так людишки твои и во двор пускать не хотели. Нет, говорят, хозяина, ждите. А у меня груз, сам понимаешь… Едва уговорил их во двор пустить.

– Служба у них, – улыбнулся Андрей.

– Понимаем.

– Идёмте в дом, обогреетесь.