ВоенТур 3

Но тут наш разговор прервалкрик какой-то лесной птицы, раздавшийся где-то совсем недалеко. И практически сразу, из темнот к нам подошел майор Климовский.

— Товарищ полковник, у противника началось движение.

— Где?

— Напротив совхоза Веселово, у переправы.

— Веселово что напротив Зембина?

— Там же держит оборону 50-я дивизия!

— Через наших связистов посланных к ним, они и сообщили что их теснят и они отходят к Зембину.

— Подробности?

— Атакуют по двум направлениям. К утру скорее всего противник или выйдет на его окраины, или займет его. По предварительным данным атакует 20-я танковая дивизия немцев в полном составе. Очень много пехоты…

— А чего ей быть мало, если мы одну из танковых дивизий этого моторизованного корпуса лишили практически всех танков еще под Минском.

Крейзер мои последние слова слушал очень внимательно.

— Пошли к макету!

К этому времени, весь макет накрыли легким плетенным каркасом на котором закрепили брезент и маскировку. Внутри было душновато, но обстановка на макете была очень подробной. Благодаря этому замысел противника был виден как на ладони. Мелькнула даже шальная мысль, попросить Маркони закрепить над макетом один из смартов, и транслировать картинку на самый большой планшет, который есть у нас.

Крейзер не просто смотрел на макет, он буквально впился взглядом в него.

— Что скажешь Яков Григорьевич?

— Я бы немедленно поехал бы туда…

— На чем двинимся?

— У меня «эмка»

— У меня трофейный «кюбель».

— Давай на нем, заодно познакомлюсь с немецкой техникой.

— У меня есть кое что поинтересней, не пожелеешь.

— Согласен.

Сквозь открытый передний смотровой люк я видел, как мотаются верхушки убегающих назад деревьев. Как-то очень резко захотелось остудить хотя бы лицо, и я встал в полный рост. По грудь я возвышался над бортом БТРа. От яркой луны, тень моего БТРа неслась впереди по подкрашенной ночным светилом обочинегрунтовки. «Сто пятьдесят второй» утробно и мощно рыча мотором леко брал подъемы, и практически не теряя скорости хорошим накатом спускался вниз. У меня сложилось устойчевое убеждение, что водитель непроизвольно хочет догнать тень, он часто прибавлял газ, явно стараясь догнать ее. Логично — надо догнать тень, чтобы быстрее попасть в Веселово. Тень от бронетранспортера становилась все длиннее и контрастнее, и, чтобы не отстать от нее, водителю, как мне почему-то казалось, приходилось все чаще и сильнее нажимать на акселератор. И сам я и все вокруг меня, в ярком лунном свете кажется совсем другим, чем обычным солнечным днем. Вдоль дороги тянулись одинаково невидимые перелески, какие-то поселки и деревушки, в окнах которх я не заметил ни единого огонька. Я присел на сидение, и Крейзер наклонившись ко мне произнес:

— Знаешь, когда моя дивизия шла по Садовой к Можайскому шоссе, я, сообразив, что колонне придется пройти мимо моего дома, на мотоцикле обогнал всех, чтобы успеть проститься с родными.

— Это очень правильно, мы же в конце концов за них и воюем!

Ответом на мои слова бл очень благодарный взгляд этого нетипичного еврея.

…Я сидел в этой бронированной машине, закрыв утомленные предыдущей бессонной ночью глаза. Смотреть все равно было некуда. Наша небольшая колонна всего из двух машин шла с потушенными фарами.

Меньше чем через час, мы на БТР-152 добрались до совхоза Веселово. Занимавший здесь оборону стрелковый батальон большей частью отдыхал. Теплая июльская ночь была безветренна, и от этого до нас четко доносились звуки ночного боя, который шел на западном берегу Березины. Несколько красноармейцев выкашивали уже выколосившиеся хлеба на берегу реки, перед участком обороны своего батальона. Тяжелые колосья пшеницы с грустным шуршанием падали к ногам косарей. Мы шли по кромке скошенного участка. Луна зашла за облака и в неверном, слабом ее свете больше угадывалось чем виделось как слегка колыхается пшеничная стена.

Неожиданно под моими ногами зазвенела коса, на которую я нечаянно наступил, заглядевшись на сказочную красоту хлебного поля. С земли тот час вскочил незнакомый мне боец, и виновато вытянулся.

— Устал? — спросил спросил его по доброму Крейзер.

Он переступал с ноги на ногу и молчал. Я понял: наверное, не так давно крестьянствовал и теперь горько жалел пропавший хлеб и нелегкий труд неизвестных ему людей. Не дождавшись от него ответа, мы с Яков Григорьевичем пошли дальше. Не знаю о чем думал Крейзер, а я думал о других, человеческих потерях. Вчера, например, пропал командир одного из полков «сбродной» дивизии, которую за несколько дней сколотил полковник Гришин. Поехал со своим адъютантом на броневичке в один из батальонов и ни слуху ни духу о них. Может быть, лежат где-то в таких же высоких хлебах?

— Яков Гриорич, есть предложение!

— То что оно будет интересным, я уже не сомневаюсь…

— Не скашивать до конца это поле, а заминировать его огненными фугасами и кода противник под прикрытием высоких хлебов накопится для броска на наши позиции, одновременно поджечь его со всех сторон.

— А для полной надежности перед полем развернуть несколько пулеметных подразделений!