Воевода

– Только без всяких колдовских выкрутасов, – добавил он, надевая на голову глубокий шлем с личиной и бармицей.

Велегаст взглянул на шлем и обомлел. Блестящий металл сплошь покрывали защитные руны, охранявшие владельца от всех магических чар. На личине около глаз читались заклинания от колдовского тумана, от видения двойника и еще что-то. Волхв невольно попятился назад, понимая, что здесь он будет просто бессилен.

– Ну, так давай же биться! – зарычал варяг. – Доставай свой меч, или все твое оружие эта жалкая палка. Такая же жалкая, как ты сам.

– Палка! Я тебе покажу палку!

Волхв в гневе ударил посохом в землю, и тотчас маленькой молнией полыхнуло пламя, на миг ослепившее варяга. Тот остановился, но уже через секунду снова шагнул вперед, крутанув огромный клинок, а волхв вынужден был беспомощно попятиться назад.

«Да, дело плохо», – подумал Орша, но условия поединка, где вершился божий суд, даже он, презиравший смерть, власть вельмож и бессмысленный гнев безумной толпы, не решался нарушить. Что делать, он не знал, потому что после слов, сказанных Велегастом, никто не мог вмешаться в промысел божий, дабы не навлечь на себя и весь свой род страшных проклятий. Он увидел, как волхв опять растерянно пятится, и в его усталом мозгу всплыла мысль о том, что это конец. Он должен будет отомстить за друга, и его тоже убьют. «Вот она, смерть», – бессильно подумал он и опустился на кочку сухой травы.

Глава 16 Тревожное утро

С моря, почти застывшего в полусонном штиле, к хмурым стенам Тмутаракани медленно плыли розовые волны тумана, гонимого едва различимым, как дыхание ребенка, легким бризом. Видно было, как отрываясь от мрачной прозрачности моря, безжизненно-серое облачко тумана призрачной рукой медленно тянулось вверх, и вдруг, коснувшись невидимого потока лучей, все становилось нежно-розовым, как распустившийся, полный жизни цветок. А сам свет от солнца, все еще скрытого за могучими спинами сумрачных фиолетово-синих холмов, потонув в этом тумане, становился видимым и почти осязаемым золотистым снопом тонких и бесконечно длинных метелок, которые, чуть колыхаясь от легкого бриза, незаметно сметали и сгоняли в земные расселины последние остатки холодного сумрака. Это был тот час, когда цветы, сомкнувшие на ночь свои лепестки, только-только приоткрыли свои венчики, полные медовой росы, источая вокруг сладостный и пьянящий аромат, и птицы, вдохнув этот растворенный в воздухе нектар, ошалело откликнулись вдохновенными песнями любви. Все в этот удивительный час пело и мечтало о любви, и даже тот, кто не успел сбросить с себя путы сна, чтобы погрузить свою душу в море блаженства, даже тот видел в этот час восхитительные сны, способные заставить ярче зардеться щеки дев и тяжко кряхтеть и вздыхать строгих монахов.