— В таком случае я вас не задерживаю, — бросил Димитрий. — Получайте в казне жалованье за полгода и отправляйтесь по домам.
Такого отпора шляхтичи не ожидали. Борша переглянулся с остальными ротмистрами:
— Не боишься, государь, что твой трон без опоры останется? Твои князья только и ждут случая, чтобы нож тебе в спину воткнуть.
— Бог не выдаст, свинья не съест! — сверкнул глазами Димитрий. — Народ меня любит и не позволит покуситься на государя.
Ротмистры удалились, громко ропща на царскую неблагодарность. Басманов, присутствовавший при переговорах, спросил:
— А что с казаками будем делать? Тоже ведут себя как завоеватели.
— Тоже дать жалованье и отпустить на низ. Пусть только Андрей Корела со своей станицей останется. Он славный воин и нам ещё пригодится.
— Если не сопьётся, — буркнул Басманов. — Деньги, что ты ему в награду дал, прогуливает с утра до вечера. За ним вся московская голытьба из кабака в кабак шляется.
— Сопьётся так сопьётся, — вздохнул Димитрий. — Я ему не поп. Пусть живёт как знает.
— Однако поляки правду говорили, — заметил Басманов. — Бояр наших, как они уйдут, пуще прежнего остерегаться надо.
— Что ж, на своих уже не надеешься? — усмехнулся Димитрий.
— Воины они не плохие, — ответил Басманов. — Да вот только поднимут ли руку против своих, русских?
— Маржере здесь? — вместо ответа спросил Димитрий.
— Здесь, за дверями.
— Зови, будем вместе думать, как лучше покой государев охранять.
По знаку Басманова в дверях склонился бравый капитан:
— Слушаю, мон сир.
— Жак, не надоело тебе в капитанах ходить?
— Для меня главное — служение государю, а не чины.
— Однако достойная награда не помешает, как думаешь?
Маржере пожал плечами, не зная, куда клонит молодой царь.
— Назначаю тебя, Маржере, полковником всей моей стражи. Будешь по-прежнему командовать своими пешими стрелками... Как они по-вашему называются?
— Драбанты.
— Вот-вот, будешь командовать своими драбантами и сопровождать повсюду. А во дворце должны нести охрану по очереди две сотни алебардщиков. Есть ли у тебя на примете пара надёжных молодцов?
— Есть, — не колеблясь ответил Маржере.
— Тоже французы?
— Нет, один англичанин — Майкл Кнаустон, а второй шотландец — Альберт Дантон.
— Англичане — нам друзья, — согласился Димитрий. — А шотландцы?
— Шотландцы славятся своей верностью. Многие французские короли имели гвардию из шотландцев.
Ссылка на французских королей убедила царя, и он обратился к Басманову:
— Надо одеть моих стражников примерно! Чтоб все завидовали даже самому виду телохранителей императора. Видели, как он ласкает тех, кто ему предан!
Из казны не пожалели выдать самые лучшие ткани. Полковник и его драбанты были одеты в красные бархатные плащи и такие же куртки и штаны, одежда алебардщиков была сшита из добротного фиолетового сукна с отделкой из синего и зелёного бархата. Рукояти алебард были украшены серебряной нитью.
Празднично одетые телохранители сопровождали царя всюду — и при входе в храм, и в Грановитой палате, и во время его частых увеселительных поездок. Получив долгожданную корону, Димитрий не жалел ни времени, ни денег на развлечения.
Но недолго пришлось государю пребывать в безоблачном настроении. Димитрию не терпелось получить подтверждение своего императорского титула от других государей. Однако Сигизмунд в своих посланиях по-прежнему называл его лишь великим князем. Не спешили признать за ним императорские права и Габсбурги. Наконец Андрей Левицкий тайно сообщил ему о том, что пришло письмо от Павла Пятого.
— Он благословляет тебя, — шептал иезуит. — С радостью видит в тебе оплот всего христианства...
— Подожди, — нетерпеливо перебил его Димитрий. — Как он ко мне обращается?
Иезуит стал было уклончиво говорить, что утверждение царских титулов — это мирское дело, Церкви не касается, но Димитрий снова прервал:
— Как ко мне обращается его святейшество?
— Как и прежний духовный владыка — «экс нобилис».
— «Экс нобилис». Благородный, — с горечью перевёл Димитрий. — Только и всего? И это после моего обещания встать во главе всего христианства против мусульман?
Левицкий, смиренно опустив глаза, повторил:
— Это не дело папы римского...
— Неправда! — с силой ударил кулаком по подлокотнику кресла Димитрий. — Одно его слово, и все короли признают меня императором.
Он критически окинул взглядом иезуита, носившего теперь, когда поляков стало при дворе мало, монашескую рясу, чтобы не бросаться в глаза.
— Поедешь с моим наказом в Рим. Делай что хочешь, но ты должен, слышишь, должен привезти мне буллу на императорский титул. Озолочу!