Воевода

— Обыскать весь дом, взять Тюрбачи, взять всех мужчин.

Воины побежали к дому, начали ломиться в него. Все молча. Князь спросил Каюма:

— Где может быть Тарх?

— Сказано мне, что на конюшне в подвале.

— Веди! — И князь соскочил с коня, позвал Ивана и с десяток воинов.

В темноте конюшни оказалось очень трудно искать что-либо. Огня не было. Каюм вспомнил, что в конце конюшни есть тёплая клеть, и повёл всех туда. Там горел сальник и на топчане спал конюх. Его разбудили. Увидев воинов, он задрожал от страха.

— Где подвал? — спросил князь Шемордан.

Не в силах выговорить ни слова, конюх показал на пол. Однако на полу лежала кошма. Иван догадался откинуть её и увидел в середине клети на полу квадрат из плах, вогнанных ровно, слитно с полом.

— Открывай, — приказал князь конюху.

Но конюх закачал головой, наконец произнёс первые слова:

— Я не знаю, как.

Каюм склонился к люку и заметил, что один сучок выступает выше плах. Он ухватился за него и потянул. Толстый, в два пальца сучок легко поддался. На конце сучка был закреплён кожаный ремень. Каюм с силой взялся за него, и люк открылся. Каюм встал на колени и крикнул:

— Тарх! Тарх, отзовись!

— Данилушка, брат, отзовись! — склонившись к люку, крикнул и Иван.

— Ваня, я здесь, — донёсся из подвала слабый голос.

Один из воинов, опустившись на колени, поднёс к люку светильник, поднялся и сказал князю:

— Это яма для смертников, из неё нет выхода. Нужна лестница.

Другой воин схватил конюха за грудь.

— Где лестница?

Конюх показал рукой на потолок. Иван убежал за лестницей и вскоре принёс её и опустил в яму. Каюм первый слетел на ней вниз, следом спустился Иван.

Даниил стоял возле стены. Он был полуобнажён, босой. На него было страшно смотреть. Всё тело исполосовали кровавые рубцы — Тюрбачи дважды спускался с плетью в подвал, — губы распухли, лицо в кровоподтёках, глаза лишь угадывались за синью. Ноги были искусаны, словно дюжина собак рвала их. Двинуться с места Даниил не мог, потому как ноги закостенели.

— Данилушка, потерпи, родимый, сейчас мы тебя поднимем, — взяв его на руки и поднося к люку, говорил Иван.

Лестница оказалась полусгнившей, и вытащить Даниила по ней было невозможно. Каюм велел сбросить верёвки и верхнюю одежду. Вскоре на Даниила надели стёганый халат, обвязали верёвками под мышками и подняли в клеть.

Мурзу Тюрбачи нашли в постели. Он сладко спал. Когда его разбудили, он сел на ложе, и на него тотчас набросили аркан, связали руки и вывели на двор, в чём был. В этот миг из конюшни прибежал воин и велел вести туда мурзу. Даниила уже достали из подвала, посадили на топчан. Выбрались и Иван с Каюмом, вытащили лестницу. Ввели Тюрбачи.

Увидев князя Шемордана и сидевшего рядом с ним Даниила, мурза побледнел словно полотно.

— Твоих рук дело? — спросил князь. Тюрбачи промолчал. — Ты за что его бил? Знаешь же, что мы с Москвой живём в мире. — Мурза и на это не ответил ни слова. В глазах у него светились страх и ненависть. — Ты можешь не говорить, но тебе придётся испытать то же, что вынес русский боярин. — Князь взял висевшую на стене плеть, размахнулся и ударил мурзу по груди. — Иди к яме! И чем быстрее подойдёшь к ней, тем меньше плетей получишь. — И князь ударил мурзу во второй раз.

Шемордан бил Тюрбачи не только за русского служилого человека, но и за обиды, нанесённые ему, князю. Он не случайно отошёл от Казани и вместе с царевичем Шиг-Алеем нашёл пристанище в Москве. Быть бы ему повешенным или с отрубленной головой, когда встал на престол Сафа-Гирей, а Тюрбачи оказался у него в любимцах.

— Иди к заслуженной каре! — повысил голос князь и несколько раз наотмашь ударил мурзу по спине.

Тюрбачи сделал первый шаг и остановился. Шемордан снова обрушил на него град ударов. На льняном полотне исподней рубахи выступила кровь. Мурза сделал последние два шага, встал над люком.

— Твою кровь я буду пить! — процедил он сквозь зубы.

— Знаю, что ты к этому готов, да не придётся. Прыгай! — И князь с силой ожёг его плетью. — Прыгай же, зверь, в своё логово! — Он ткнул мурзу рукоятью в спину.

Тюрбачи пошатнулся и упал в люк. Воин, державший конец аркана, бросил его в яму. Каюм захлопнул люк. И был обрезан ремень, накинута на люк кошма, поставлены стражи.

Тем временем Каюм и Иван повели Даниила из клети, из конюшни и со двора Тюрбачи. Даниил шёл сперва с трудом, едва переставляя ноги, потом шаг его стал свободнее, твёрже. Он простоял три ночи и два дня, отбиваясь от стаи мерзких тварей.

В доме Умерчи Даниила раздели, обмыли, уложили в постель. Мурза Умерчи принёс целебных мазей, сам принялся растирать Даниила. Кровоточащих ран на нём уже не было, они все покрылись коростой. Вот смазана спина, растёрты мазью ноги. Даниила перевернули, и Умерчи смазал ему грудь, лицо. Даниил постанывал. А как смазали всё тело, он мгновенно уснул. Спал Даниил до полудня. А проснувшись, увидел сидевшего рядом Ивана, улыбнулся ему.

— Дождался я тебя. Спасибо, побратим.

— Ты меня прости, что раньше не примчал.

— Не казнись. Всё верно сделал. Я ведь терпеливый, вот и дождался.