Иван ввёл лошадей под уздцы во двор, к навесу, где стояли сани и телеги. Староста тут же взялся распрягать коней. Иван достал из саней две сумы с товарами, оружие. Как Авдей освободился, так повёл гостей в дом. В нём было тепло, чисто. Семья прибавилась: жена Елизавета девочку двух годков на руках держала. Когда все поздоровались и гости осмотрелись, Авдей спросил:
— Уж не беда ли какая в стольном граде?
— Нет, Авдей, там пока благодатно. А тебе мы урок привезли. Да послезавтра и уедем.
— Вон как! Ну да про урок потом, а пока мы баньку спроворим. Там всё готово, только дров подбросить. Ты скажи, Данилушка, Фёдор Григорьевич как?
— При деле, Авдей. Весной тебя проведает как пить дать.
— Ну и слава Богу.
Хозяйка со старшей дочерью той порой накрыли в горнице стол. Сыновья побежали дотапливать баню. Всё закружилось, завертелось в доме Авдея. И вот уже гостей позвали к столу червячка заморить. Авдей баклагу хлебного первача поставил, «для сугреву по махотке». За встречу предстояло выпить. Даниил и Иван уважили хозяина. Он спросил:
— Как там хоромы поживают?
— Слава Богу, отменно. Батюшка с матушкой всё тебя добрым словом поминают, мастеров хвалят.
— Спасибо, душу согрели. А ты, Данила, ненароком не женился?
— Оженил меня батюшка, сынок растёт.
— Видел я тогда, вы хорошая пара с Катериной.
Даниил потупил голову, сказал с трудом:
— Не дал мне Господь Катю. В полон её увели тем летом, как Москву сгоревшую покинули.
— А я по осени-то в тот год сего и не слышал. Прости меня, Данилушка, что рану разбередил.
— Да что там, дядя Авдей. Зарубцевалась уже она. Батюшка с матушкой мне угодили. Добрая у меня Глафирушка.
— Ну и слава Богу. — Авдей вздохнул. — Жизнь, как река: то омуты, то мели, то перекаты.
Пришёл самый младший сын Авдея Федот, крепкий отрок лет пятнадцати.
— Батюшка, баня поспела.
— Ну давайте, браты, сходите в баньку. Бельё позже вам принесут. Оно с той летней поры, привезённое вами, так и хранится.
Даниил и Иван знали прелесть Авдеевой бани и пошли с удовольствием. Иван всё пытался со спины Даниила рубцы от плети смыть. Не удалось.
— Вот ведь как зверь бил, словно клыками драл.
— Я уже к ним привык.
Парились и мылись москвитяне долго. И квасного духу с раскалённых речных голышей наглотались, и холодной сытой потешились.
— Пора и честь знать, — сказал наконец Даниил.
Потом было застолье: обильное, сытное, хмельное. Стерлядь волжскую ели во всех видах. Но вот вспомнили о том, что собирались говорить о деле. Даниил сходил к печи, набрал в загнетке сухих лучинок. Когда Елизавета убрала посуду со стола, он поведал о сути своего приезда в Борисоглебское.
— Тебе, батюшка Авдей, от Фёдора Григорьевича такой урок. В лес надо поднять мужиков и срубить четыре боевых башни для крепости. А где та крепость будет стоять, пока не знаю. Но башни должны быть в плотах уже к лесосплаву. Понял, батюшка Авдей? И воля на то не только моего батюшки, но и самого царя Ивана Васильевича.
— Воля государя нам превыше всего. И башни мы спроворим. Ты мне лишь мощь их покажи и промеры. Вижу, лучинки для того взял.
— Угадал. — Даниил стал раскладывать лучинки. — Все башни на четыре яруса. По низу они четыре на четыре сажени и высота четыре сажени. Это я так считаю, скажешь, когда отвечать будешь. А батюшка делать велел по низу три на три сажени. Так то не годится. Перечу батюшке — мне и ответ держать.
— Ну смотри, голубчик Даниил, как бы нам шею не намылили.
— Разве что мне, а ты тут ни при чём. Слушай дальше. Передняя стена у всех башен двойная: для крепости от ядер. А по лицу и по бокам много бойниц для пушек и пищалей.
— Вот что, батюшка Даниил. Есть у меня бумага для отписок и чернила ярославские орешковые, перо гусиное. Так вы всё на бумаге и изобразите. Вы же оба письменны.
— Лучше и не придумаешь, батька Авдей. Давай бумагу, давай приклад — изображать будем.
Старались долго. Два листа бумаги перевели напрасно, и только на третьем родилось что-то похожее на боевые башни, какие видел Даниил в Казани и в Арске. Но это творцов не смутило. Передав урок в надёжные руки Авдея, Даниил и Иван отправились спать. И другой день они отдыхали, пока Елизавета собирала им съестные припасы в дорогу, пекла в русской печи лепёшки, колобашки сдобные на мёду. Авдей бычка зарезал, говядины натушил, в глиняные горшки уложил. По зиме-то на прокорм до Казани хватит и останется.
К тому же Авдей не отпустил Даниила и Ивана в дальний путь одних.
— Ты уж прости меня, сын Фёдоров, но я тебе десять попутчиков отряжаю. Они люди бывалые, в Казань не раз ходили с товарами, знают, что к чему.
— Докуки мы тебе привезли, — заметил Даниил.
— Мы все люди служилые у твоего батюшки, потому о докуке и речи быть не может. Помни: казанцы народ дотошный, хитрый, враз вас отметят. А в куче-то и затеряетесь.
— Ладно, не буду тебе перечить, коль нам во благо.
— Во благо. Они и товар свой помогут продать. У них и черепок от корчаги в цене, — усмехнулся Авдей.