Воевода Дикого поля

Еще через три дня, в полдень, отряд, посланный в Санчурск, привез к Засекину двух строителей крепостей – его давних знакомцев братьев Буровых: размеренного Трофима Ивановича и балагура Тимофея Ивановича – Тимохи, как его звали все. Умельцы, золотые руки. Фортификаторы. Строители от Бога. Русский корень. Такими, как они, строилась эта земля. Буровы помогали ему в прошлом году возводить крепость Санчурск, ставший форпостом на границе с воинственными, но уже терявшими свои позиции черемисами. Знали, как поставить, как бревно к бревнышку положить, чтобы крепким оказался городок. Вскоре попытались черемисы ударить по едва родившемуся Санчурску, смести его с лица земли, но не смогли. Отстояли стрельцы крепость, помогли им казаки яицкие и волжские, вовремя призванные воеводой Засекиным на помощь.

– Рад послужить тебе, светлый князь, – в пояс поклонился ему старший, в зипуне и рубахе. – Знал наверняка: коли что будет серьезное, непременно пошлешь за нами.

Весело сорвал шапку с русой головы и младший:

– Даст Господь Бог вам удачи, Григорий Осипович! – Так и светилось его золотисто-конопатое лицо.

– Теперь уже нам, – улыбнулся князь. – Потому как дело у нас вновь общее. Санчурск и без вас теперь выстоит – вы для другого дела надобны. А пока выпейте со мной вина, потрапезничайте на совесть, дорога была долгой, отдохните, да после спать отправляйтесь вниз. А ну, Прошка, налей гостям вина. – Он взглянул на братьев, чинно усевшихся за княжеским столом. И когда вино было налито и они сделали по глотку, добавил: – Завтра в Казань поплывем, на заре, струги уже готовы. Воевода свои отдал, недаром грамоту царскую получил. Хлопот впереди много – это я вам обещаю, – уверенно кивнул князь.

3

Утро вышло зябким. Густой туман стелился по середине Волги, размывая и топя в себе противоположный берег. А здесь, под городом, набегая на песок, тихонько переговаривались волны, шелестели напевно, будто говорили: «Слушай нас, не думай ни о чем, отдыхай душой…»

Мишка, совсем молодой ординарец, придерживая саблю, гордо шел за князем. Рядом вышагивал стрелецкий сотник Савелий Крутобоков в красном кафтане, настоящая скала, давя каблуками песок. Поодаль – отец и сын Буровы. А за ними, за прислугой княжеской, топала стрелецкая сотня, вооруженная пищалями, саблями и бердышами.

Тимоха, с котомкой за спиной, тихонько затянул знакомую Засекину еще по Алатырю печальную песню: «Я была б с тобою, милый, коль нашла бы в сердце силы да ослушалась отца. Ах, на горе полюбила, я на горе полюбила удалого молодца!..»

– Что воешь? Что воешь? – осадил его старший брат. – Так бы и дал, заразе, подзатыльник! Ты бы лучше что веселенькое нам спел!

– К примеру?

– Да хоть это: «Как боярыней была бы, мне б завидовали бабы!»

Тимоха расхохотался:

– Коль у тебя желания такие, братец, ты б для начала хоть бороду сбрил!

Тут прыснул и ординарец Мишка, за ним заухал филином и сотник Крутобоков.

– Вот я тебе! – замахнулся старший брат, но младший ловко увернулся из-под его тяжелой руки.

Григорий Осипович улыбался в бороду. Всегда они были такими, эти братья: один – потешный, другой – серьезный. Как две стороны одной монеты, но доброй, полновесной, дорогой.

Таяла Волга в утреннем тумане. То и дело подкатывали волны, добирались до чьих-то сапог, и тогда слышалось сухое чавканье под коваными подошвами. Кланялись низко князю и его свите, шагавшей вдоль берега, бородатые рыбаки, разгружавшие свои лодки. В них холмами шевелились и вздрагивали сети, полные осетром и стерлядью, судаком и щукой. Через пару часов ляжет эта рыба на прилавки всех рынков Нижнего Новгорода.

Семь стругов, подготовленных новгородским воеводой, ожидали отряд князя Засекина. Лошадей решили оставить в Нижнем: со своими плыть в Казань то же, что ехать на Волгу со своей рыбой. В бывшей столице некогда Казанского ханства они к весне наберут лучших рысаков, готовых десятки верст лететь без устали через весенние волжские степи.

Князь остановился, взглянул на Крутобокова.

– Командуй, Савелий Данилыч.

– Сотня-я-я, стой! – лопатообразной бородой черкнув в сторону воинов, заревел громовым голосом командир. – По пятнадцать человек на струг, да поживее!

Споро взялись новгородские гребцы, дюжие мужики, за весла. И солнце еще не успело встать за лесами на том берегу, как отряд вышел на семи кораблях к середине Волги и, поймав течение и разрывая зыбкий туман, легко пошел вниз.

По пути Засекину и его людям попадались и купеческие ладьи, и казацкие струги. Но стяг царский заставлял и мирных путешественников, и ночных разбойников, именовавших себя казаками ли, ушкуйниками ли, кланяться в свою сторону.