Воевода Шеин

И воеводы пошли по землянкам. То, что они там увидели, без слов говорило о том, что воины не дотянут до весны. Тут было все: холод, голод, смрадное запущение, уныние и озлобленность. Спрашивать воинов или говорить им какие-то бодрые слова было бы безнравственно. Иногда у Шеина срывалось: «Ратники, как вы тут держитесь?» Но в ответ он слышал угрюмое бормотание. Михаилу так и хотелось сказать, что они уже отвоевали и пришло время собираться домой, но пока он не смел сделать это. Не знал он, чем обернётся завтрашний день.

Скрепя сердце Михаил и Артемий ходили из землянки в землянку и всюду видели одну безысходность. Лишь изредка они замечали какое-то шевеление: кто-то из воинов сгребал красные угольки в очаге, кто-то подбрасывал хворост. Когда Шеин и Измайлов входили в землянку, мало кто поднимался им навстречу. Но иногда к ним подходили сотский или тысяцкий, которые обитали вместе с воинами, и тогда Шеин спрашивал их:

— Ну что, голубчики, плохи дела?

— Хуже некуда, батюшка-воевода, — слышал Михаил однозначные ответы, — до конца войны не доживём.

Выйдя из двадцатой землянки на морозный воздух и вдохнув полной грудью, Шеин с зубовным скрипом сказал:

— Да пропади она пропадом, моя честь! Нет сил видеть это медленное умирание россиян. Завтра же потребую от Владислава мира. Вот для них мира и жизни!

— У нас нет иного выбора, Борисыч, и пусть судит нас Бог.

Они зашли ещё в несколько землянок, где лежали раненые, за которыми ухаживали доморощенные знахари. Зрелище в этих землянках вовсе испепелило боевой дух побратимов, они уходили оттуда с такой тяжестью на сердце, как будто на них взвалили всю грязь и страдания мира.

— Да что же станет с ними через месяц, ежели мы, осатанев, будем продолжать войну?

— Успокойся, Борисыч. Я знаю, ты уже отважился сохранить ратникам жизнь и свободу. И верно поступаешь. Господь тебя не осудит. А остальное нам не страшно.

Эти слова Артемия немного привели Михаила в чувство. Он уже спокойно подумал, что из двух путей идти вперёд по жизни у него остался один: завтра отправляться на переговоры с королём Польши Владиславом. «Да не изверг же он!» — мелькнуло у Шеина. Он положил руку на плечо Артемия:

— Эх, брат, сейчас бы баклагу хмельного. Залить огонь, залить горе!

— Что-нибудь спроворим, — отозвался повеселевший Артемий.

И они словно сбросили с плеч непомерную ношу, которая ещё недавно придавливала их к земле, и легко пошагали к своему обиталищу. Они знали, что делать им завтра.

День шестнадцатого февраля выдался морозный, солнечный и тихий. Синел за острогом лес. Под лучами солнца сверкали купола смоленских храмов. У Михаила Шеина, который вышел из землянки на свежий воздух, голова была тяжелее обычного. Но они с Артемием знали, за что выпивали, ставя на кон свои жизни, и теперь точно могли сказать, что им в этой игре не повезёт.

В десять утра, как определил Артемий по солнцу, он, Михаил Шеин и полковник Александр Лесли вышли из ворот острога. За воротами их ждала карета на санном ходу, и рядом с нею стоял сам губернатор Смоленска Станислав Воеводский. Михаил понял, что король не хотел унижать достоинство своих противников в том, что касалось гражданской чести. Сильные сытые кони докатили карету до Соборной горы за считанные минуты. И вот уже Михаил Шеин вошёл в палаты, где много лет назад больше трёх лет жил и в иное время бывал по разным поводам. В трапезной русских и немца встретил сам король Владислав. Было похоже, что он намерен вести беседу не за столом переговоров, а за трапезой. Владислав встал с кресла, на котором сиживал Шеин, и подошёл к нему.

— Нам с тобой везёт, воевода. Мы так часто встречаемся в этих палатах, будто они наш родной дом.

— Я помню те встречи, ваше величество.

— Садитесь к столу. Признайтесь, что голодны.

— Не станем отрицать. Сегодня и маковой росинки не было во рту, — ответил Шеин.

— А мне лестно будет накормить тебя, лучший воевода Руси, — с улыбкой произнёс Владислав.

Он был в хорошем настроении и уже видел тот час, когда пушки накроют чехлами.

И все уселись к столу: король — во главе его, гетман Соколинский — справа, Михаил Шеин — слева. Кубки были наполнены, и король первым взял свой. Поднял свой кубок и Шеин, опередив короля, сказал:

— Я выпью за то, чтобы великодушный король Польши Владислав открыл нам путь домой.

— Подожди, — остановил Владислав Шеина. — Нельзя же так. Ты выпей сперва за то, что уцелел в этой войне. К тому же нельзя, как на Руси говорят, поперёд батьки в пекло лезть.

— Скажу откровенно о том, ваше величество: я сегодня сожалею, что живу и здравствую. Тысячу раз обходила меня смерть и всё для того, чтобы открыть путь к позорной кончине. Есть ли справедливость на небе?! — взволнованно произнёс Шеин.

Его слова вызвали у всех недоумение. И только воевода Измайлов согласился с Шеиным и согласно покивал головой. Даже сам король Владислав не нашёл, что сказать. Но наконец он обрёл дар речи:

— Ты, воевода, не предавал Русь. Это тебя предали. Ты не присягал мне на верность, как многие другие ваши князья, воеводы. В чём же дело?