Воевода Шеин

— Самые страсти впереди, боярин. В Москву уже ближе к весне прикатила царская невеста, какая-то полька. Так с нею пришло две тысячи польских вельмож и шляхтичей. И все в Кремль хлынули. Там и на постое. И как пошли чинить разбои да глумление над нашей верой — ужас! Во хмелю поляки в храм Успения Богородицы на конях въехали и начали из мушкетов стрелять. В икону Божьей Матери выстрелили. Потир[26] золотой украли. А кони-то гадили в храме.

— Вот за эти надругательства они и заслужили кару смертную! — И Шеин припечатал свою угрозу ударом крепкого кулака по столу.

— Ещё в храме Спаса Преображения поляки свой костёл устроили.

— И россияне молчат?! Да как можно!

— Так некому их, батюшка-воевода, поднять на ворога. Вот и собирает князь Шуйский под свою руку истинных россиян, — закончил горькую исповедь Анисим.

Шеин задумался, но его глаза беспокойно метались по поварне, словно искали схватить что-либо и ринуться на невидимого врага. И думы его были недолгими, он встал, сказал твёрдо:

— Завтра чуть свет выезжаем в Москву. Ты иди отдыхай. Карп покажет где. А у меня — дела.

Прежде всего ему надо было найти старосту Василия Можая.

— Вот что, Василий: завтра я уезжаю в Москву, — начал он разговор, найдя старосту, — так ты найди десять-пятнадцать доброхотов, молодых да ловких. Зови их послужить у меня ратниками.

— Найдётся и больше, боярин, — ответил Можай.

— Пока не надо больше. Как уеду, так ты подбирай тут крепких охотников, которые за любым зверем могут ходить, чтобы следопытами были. И чтобы ловкие… Придёт время — я их позову.

Василий бороду потеребил, умные глаза прищурил, сказал весомо:

— Всё понял, воевода. Найду и таких, обучу, чему нужно. А в придачу сына своего дам, Павла. Силён Можай, загляденье парень.

— Ну, брат, растревожил! Так ты и давай его, отправляй завтра со мной.

— Подумать надо.

— Ну, думай до утра. И вот ещё что: Карп здесь на моём хозяйстве останется, так ты ладь с ним.

— Как не ладить, коли надо мной ставишь, — усмехнулся Василий. И хитрый староста поторговался: — Так ты тогда уж, воевода, моего Павла старшим поставь над пятнадцатью.

Михаил засмеялся — раскусил Василия, согласился:

— Будет по-твоему. Только ты мне близ дома баньку поставь, конюшню на шесть лошадей и амбар, чтоб мыши водились!

На другой день ранним утром перед домом Шеина появились тринадцать конных берёзовцев. К ним вышел Анисим, осмотрел их.

— Что это, ни палиц, ни сабель не вижу при вас? Как в сечу пойдёте?

— Так мы с рогатинами, как на медведя! — ответил румянолицый широкоплечий молодец Павел Можай.

— Тогда поладим. Кто из вас не снедал? Давай за мной в поварню.

За Анисимом последовали четыре молодых парня.

Вскоре отряд берёзовцев во главе с Павлом Можаем покинул село следом за Шеиным и Анисимом. Бабы и девки проводили своих сыновей и женихов за околицу и пожелали им удачи в том неведомом, куда они уезжали. Дорога была трудной. Снег уже раскис, превратился в месиво. Кони проваливались, шли с трудом. К Волге подошли за какую-нибудь неделю перед ледоходом. В Костроме Шеин забежал к воеводе Бутурлину попрощаться. Но костромской воевода придержал у себя Шеина на целые сутки.

— Прости, тёзка, знаю я, зачем в Москву идёшь да с ратниками. Вот и я приготовил для тебя сотню. Может, этой сотни как раз и не хватит, когда из Москвы поляков погоните. Во главе сотни я поставил бывалого ратника Нефёда Шило. Положись на него во всём.

— Спасибо, воевода, за радение о Руси. А нам всякая помощь нужна, и бывалые воины прежде всего.

Своих ратников воевода Бутурлин подготовил хорошо. Все они были вооружены, сидели на крепких сытых конях. За сотней следовали пять повозок с кормом для коней и снедью.

В Москву отряд прибыл ночью. Так счёл за лучшее Шеин. Ворота ему открыли именем государя. Но к нему на поклон воевода не поехал, а тихим шагом привёл костромичей на своё подворье. Когда Михаил размещал ратников, вышла его мать. Елизавета сказала просто:

— Вот и славно, что с силой явился. И от поляков можем заслониться.

— Матушка, как вы тут?

— Пока здравствуем, сынок. Как завтра будет, не знаем. Сердит на тебя царь за то, что сбежал из Москвы. От дьяка Вылузгина человек был, тот велел в Кремле не показываться.

— Я так и предполагал. Ладно, будем жить. Бог не выдаст, свинья не съест.

Шеин провёл дома только остаток ночи и день, а поздним вечером, взяв с собой сотского Нефёда Шило и Павла Можая, ушёл с ними к князю Василию Шуйскому на Варварку. Князь Василий встретил Михаила с неподдельной радостью:

— Слава Богу, что приехал, воевода Михайло. Будет на кого мне опереться.

— Говори, князь-батюшка, что нам делать, к чему готовиться? Со мной добрая сотня костромичей.

— Как славно, что привёл их. А делать пока тебе надо одно: затаиться и ждать нашего часа. На пятницу, на Николин день, царь назначил венчание со своей спесивой полячкой Мариной. И мнится мне, что после венчания поляки войдут в раж, недели две упиваться и утешаться будут. Вот тут-то и придёт наш день.

— Затаимся и дождёмся своего часа. Мы народ терпеливый, — поддержал князя воевода.