Воевода заморских земель

Зрители-чукчи оцепенели.

Олег Иваныч поднял забрало и улыбнулся, кивнув на поверженного соперника:

– Геронтий, перевяжи человека. Кажется, мы еще с ним не договорили.

В этот момент один из молодых воинов – Чельгак, схватившись за копье, что-то прокричал остальным…

– Стойте! – Олег Иваныч поднял вверх меч. – Переведи им, дед. – Он строго посмотрел на Ирдыла. – Если они так уж хотят умереть… то пусть сначала посмотрят, как это будет.

Воевода махнул одному из воинов с аркебузой. Тот кивнул и, положив тяжелое ружье на воткнутую в снег рогатку, тщательно прицелился в соседнюю ярангу. Вопросительно взглянул на Олега Иваныча.

– Пли! – скомандовал тот.

Раздался грохот. Вырвавшееся из дула ружья пламя опалило стоявших поблизости чукчей. Оторванные клочья верхней части яранги медленно закружились в воздухе. Охотники-чукчи в ужасе попадали на колени.

– О, огнедышащие духи! – взмолился, ползая по снегу, Ирдыл. – Не гневайтесь на неразумный народ мой.

К Олегу Иванычу подошел Геронтий. Наклонясь, вытер о снег окровавленные руки:

– Перевязал твоего вражину. Жить будет – силен. Кстати, пока вы тут развлекали народишко, один из местных чуть не сбег. – Геронтий усмехнулся. – Смотрю: бочком, бочком – и к саням ихним. Крикнул оленям – тут я аркан и метнул – обучен. Парень тот в заднем чуме, хочешь – поговори.

Воевода задумался. Некогда вроде особо разговаривать… хотя…

– А ну, давай их всех в один чум: главного – того, что я подранил, пойманного, ну и толмача деда.

– Еще раз говорю – мы не желаем вам зла, – вытирая со лба пот, в который раз повторил Олег Иваныч. – А тот, что убил ваших людей… Мы за него не в ответе. Убили вы его – правильно сделали. Кстати, а где его одежда?

Ирдыл с поклоном протянул кафтан, шубу, рубаху…

– Геронтий, проверь. – Адмирал-воевода предал вещи убитого лекарю, впрочем, давно уже не только лекарю, но и его доверенному лицу.

– Скажи им, старик, – мы уйдем летом. Уплывем на больших челнах далеко-далеко навстречу солнцу. Мы сохраним им жизнь и не будем нападать на их стойбище. Только один человек нас интересует – тот, что у них в плену. Впрочем, они знают…

– Взгляни-ка, Олег Иваныч. – Геронтий протянул какой-то продолговатый предмет, похожий на скрученный кусочек пергамента. – В шов зашит был, в кафтане, – пояснил он.

Олег Иваныч развернул… написано по-немецки, четкими готическими буквицами:

– «Податель сего, Игнат Греч, имеет право бесплатно пользоваться услугами всех людей Ганзы на территории Новгорода и сопредельных земель. Олдермен Якоб Шенхаузен». Однако! – Олег Иваныч присвистнул:

– Похоже, вот тот, кого мы с Гришей давно искали.

Он таки уговорил раненого Ыттыргына, расположив к себе шутками и весельем.

– Молодой воин Чельгак проводит тебя к стойбищу, – приподнявшись на локте, хрипло произнес Ыттыргын. – Но… – Он вдруг закашлялся, затем, отдышавшись, продолжил: – Дай слово, что поедешь туда один!

Олег Иваныч молча протянул раненому богатырю руку.

Они ехали молча – да и как было говорить? Чельгак не знал никаких языков, кроме родного, а старик Ирдыл остался со своими. Помимо меча и арбалета, Олег Иваныч прихватил с собой и аркебуз. Тяжелое ружье – пока не было разделения на мушкет и более легкий аркебуз, все назывались одинаково – лежало в задней части нарт. Там же позвякивали припасы. Ходко бежали олени по льду реки Берелех, ходко и плавно. Давно загорелись в небе желтые звезды, и серебристая луна заливала тундру своим дрожащим светом. Глядя на нее, затянул Чельгак грустную протяжную песню. Пелось в ней о юной красавице Еджеке с бровями чернее спинки соболя, убитой коварным врагом с растрепанной бородою. Никогда больше не сядет Еджеке в нарты, никогда больше не обнимет возлюбленного – никогда…