Воевода заморских земель

— У владельца судна могли быть личные враги, — предположил Гриша. — Завтра проверю. Поспрошаю команду. Кроме того, — он усмехнулся, — мне кажется, далеко не все ушкуйники хотят плыть дальше. Рыбий зуб у них уже есть, мягкая рухлядишка, какая-никакая, тоже. Так зачем по весне лишние хлопоты? Уж лучше вернуться назад. А будет мало кораблей — часть людей придется оставить в остроге, а уж они тут найдут способ выбраться — починят какое судно или соорудят из плавника новое.

— «Николая Угодника» сложновато будет починить, — усмехнулся в бороду Олег Иваныч. — Хотя версия принимается. Работай, Гриша. Да, Ваня про летнюю охоту не вспомнил?

— Вспомнил, — Гришаня улыбнулся. — В лодке он был вдвоем с покойным Никодимом Ребро. И вот какое дело — они с Никодимом звали и остальных, да те отказались. Тем не менее другие видоки утверждают, что видели на охоте еще двоих с «Семгина Глаза», в отдельной лодке. И похоже, явились они позже других.

— Вспомнили — кто именно? — насторожился Олег Иваныч.

— Вспомнили одного — Игнат Греч, конопатчик с верфей. С ним был еще какой-то молодой парень, кто — видоки не помнят — молодежи-то на любом судне много.

— Игнат Греч… — задумчиво протянул Олег Иваныч. — Игнат Греч. Может, конечно, и пустышку тянем. Однако возьмем-ка его в разработку, Гриша.

— Не верится мне что-то, — помотал головой тот. — Как ты сам говоришь — мотивы? С чего бы конопатчику убивать Никодима Ребро? Хотя…

— Стоп, Григорий Федосеевич. — Адмирал-воевода прихлопнул рукой по столу. — А почему именно Никодима Ребро? Ведь первая стрела попала именно в него. Тогда какой смысл выпускать вторую?

— Ваня! — ахнул Гриша. — Ваня… Но…

— Хочешь спросить, а Ваня-то чем помешал? — поднял руку Олег Иваныч. — А ничем. Не Ваня, а батюшка его, боярин Епифан Власьевич, вот в чем причина-то! У бывшего степенного посадника мало ли врагов? Да хоть те же холопы или смерды. Выяснить надобно доподлинно — кто таков этот Игнат Греч, да как на верфи очутился, да почему, верфь бросив, с нами счастья искать подался…

— Ой, не гони, Олег Иваныч. — Гриша обхватил голову руками. — Легко сказать — выяснить.

— Никто и не говорит, что легко.

— Пытать бы этого Игната. Или в темную бросить.

— Основания? — Олег Иваныч вздохнул. — Нет у нас оснований, одни догадки. А без всяких оснований людей хватать — это произвол полный. Мы же не московиты! Может, и не Игнат это вовсе…

— Но как быть с Ваней? Он же…

— Правильно, Гриша. — Воевода кивнул. — Не получилось один раз с Ваней, враг может еще раз попробовать. И на этот раз не торопясь все подготовить — время есть, выждать только момент удобный. Потому — присматривай-ка, Гриша, за отроком. И Ульянке про то же скажи, а я — Геронтию. Впрочем, Геронтий и так его никуда не отпускает. Не убережем Ваню — как потом в глаза боярину Епифану посмотрим? А с завтрашнего дня вообще запретить свободный выход из острога — еще сбегут шильники-поджигатели.

Гришаня вдруг захохотал. Аж до слез, как давно уже не смеялся. Олег Иваныч недоумевающе посмотрел на него, пожал плечами, налил ему из кувшина ягодного морса.

— Ой, уморил, Олег Иваныч, — отпив морсу, Гриша икнул от смеха. — Сбегут, ха! Здесь тебе что, Новгород? Сбегут. Ну, пусть бегут, в тундру. Где ни еды, ни тепла — да еще и морозы грянут. Глядишь, дня три протянут. Если немирная самоедь их раньше не сожрет. Сбегут… ну уморил.

Тут захохотал уже и Олег Иваныч.

Вошедшая Софья с удивлением посмотрела на них: с чего бы это такое веселье? Неужто перевару напились? Узнав, в чем дело, улыбнулась сама.

Золотой бог на стене каюты угрюмо взирал на смеющихся. Нефритовые глаза его светились ненавистью и злобой.

Все короче делались дни — вернее, светлые часы и даже — минуты. Ударили морозы — по ночам аж бревна трещали. Почти все ушкуйники переселились в избы — тесно, да зато тепло. Скрипя зубами, в числе прочих переселились в дальнюю от залива избу и трое ушкуйников с «Семгина Глаза»: Матоня с Олелькой Гнусом да бывший конопатчик Игнат Греч. Неспокойно в последнее время стало на сердце у Игната. Казалось, будто следит кто-то за ним. Пару раз, оборачиваясь, ловил взглядом чью-то удаляющуюся тень, а третьего дня неопрятный капитан Иван Фомин, непонятно с чего, начал вдруг расспрашивать Игната о верфях. С чего бы такой интерес? Ой, неспроста. Может, рассказал отрок Ваня про найденный яд да вышли-таки через Олельку и на него, Игната? Но, Олелькой, похоже, никто не интересовался. Таились до поры до времени? Адмирал-воевода хитростью своей далеко за пределами Новгородской земли славен был. Может, играл сейчас с Игнатом, словно кот с мышью. Нехорошо от таких мыслей было Игнату. Сам не свой стал: ходил — оглядывался, собственной тени пугаясь. Ночью не спал, ворочался. Вот и сейчас — мороз все крепчал снаружи, трескались бревна, небо на севере переливалось зеленоватыми сполохами. А Игнату не спалось. Вокруг храпели ушкуйники — на полатях, на печи, на широких лавках, вот как Игнат или Олелька. Смотри-ка, тоже, кажется, не спит паря!