Почти параллельно заливу вытянулось с юга на север небольшое озерко, соединенное узкими протоками с себе подобными. На северном берегу озера, рядом с морским побережьем, расположился довольно большой поселок, тысячи на четыре жителей, окруженный по периметру высокой кирпичной стеной. Пара ворот, очень хорошо укрепленных — кое-где даже торчали пушки — выходила к заливу и к озеру. Еще одни ворота на востоке перекрывали дорогу в горы. На первый взгляд типичное индейское селение, изнутри оно сильно отличалось, скажем, от соседнего городка под названием Масатлан, населенного местным племенем отоми. Во-первых, — крыши глинобитных домиков, образующих узкие улицы, не были плоскими, как принято у отоми да и у всех местных индейцев. Кровли были крыты камышом, и поэтому домики больше напоминали русские избы, а кое-где, и узорчатые терема. На центральной площади стояла церковь Святого Михаила Архангела — небесного покровителя посада, который так и назывался — Ново-Михайловский. Церковь была сложена из белого камня и по внешнему виду совсем не отличалась от новгородских храмов, ну разве что купол блестел ярче — был покрыт не позолотой, а тонкими золотыми листами. Рядом с церковью располагались приземистые палаты воеводы, отгороженные от площади глухой зубчатой стеной, а чуть дальше — лабазы и лавки. От главной площади во все стороны веером разбегались улицы, и чем дальше от Михайловский церкви — тем более запутаннее и уже. На вершине высокой башни, выстроенной меж лабазами и жилищем воеводы, прохаживался часовой — черноволосый и черноглазый парень в длинной, до блеска начищенной кольчуге старой новгородской работы и без штанов. В длинных волосах воина торчали перья, в руке он сжимал копье с обсидиановым наконечником. Часовой был местным уроженцем, здесь же, в Ново-Михайловском, он и родился, и крестился — нареченный именем Николай — и вырос. И вот, дослужился до младшего дружинника: дело почетное, как же — важный пост доверили! На посаде много было таких — лицом индейцы, душою — русские, самих-то природных русаков-новгородцев вряд ли насчитывалось больше трети от всего населения посада. Николай службу нес бдительно — слух имел отменный, зрение — орел позавидует. Потому давно уже услышал приближающиеся к площади шаги. Судя по разговору, шли двое. Явно чуть навеселе. И наверняка из недавно приплывших ушкуйников. Появление новгородского флота на Ново-Михайловском рейде стало настоящим шоком! Николай тогда тоже нес службу, только не здесь, а у морских ворот. С напарником Михаилом — старым ушкуйником — они и увидали по утру паруса, окрашенные алой зарею. Корабли! Немедля подняли тревогу, грянули в набат. Готовились к битве. Николай первым увидел на парусе самого большого судна вышитое изображение иконы Тихвинской Богоматери — список с той иконы висел в храме, а Николай был ревностным христианином и весьма богобоязненным человеком, даже пел в церковном хоре. Одигитрию Тихвинскую узнал сразу. Сказал напарнику, тот отмахнулся, готовя к бою ручницу. Со всех сторон посада бежали на стены вооруженные люди. Кто напал? Какое-нибудь из дальних племен отоми? Или пупереча? Или, не дай боже, жестокие пожиратели сердец теночки-мешика? Флот? Откуда у них флот? Тогда…
А корабли подходили ближе — вот уже стали хорошо видны иконы и православные кресты на парусах. Тут и недоверчивый брюзга Михаил оторвался от своей ручницы.
— Свои! — прошептал еле слышно. — Наши, Коля. Новгородцы! Услышала Пресвятая Богородица наши молитвы. Дождались все-таки. Дождались…
Не скрывая слез, жители посада бежали к причалу…
Праздник продолжался неделю, да и сейчас, похоже, не прекратился. По крайней мере — судя по приближающейся к площади парочке. Ага, вот они показались. Один — молодой круглолицый парень, кудрявый. Другой — кряжистый бородач.
— Куда путь держите, православные? — свесившись с башни вниз, на чистом русском языке поинтересовался Николай. Да и на каком еще языке ему были интересоваться? С детства с русскими рос, да и сейчас каждое воскресенье пел по-русски в церковном хоре — очень нравилось Николаю это занятие.
Идущие вздрогнули. Посмотрели вверх и разом открыли рты. Удивились.
Надо же — неизвестно кто, а по-русски разговаривает, словно и не уезжали никуда с земли новгородской.
— Нам бы корчму, какая поближе, — пришел в себя круглолицый. — Как пройти, показал бы, служивый.
— Прямо идите, — ответил с башни воин. — Пройдете площадь, свернете направо, там, саженей через сорок — бочка — от нее в сторону — увидите стену, а за ней — корчма. Хозяина зовут Кривдяем. На постой он вас и определит, только, смотрите, перевару его не пробуйте — уж больно мерзкое зелье, спаси, Пресвятая Богородица!
— Не будем, — заверил часового молодой. — Мы и сами-то перевара не пьем, а посейчас лишь бы где кости бросить — на корабль-то опоздали с вечерни. Верно, дядька Матоня?
Коренастый кивнул:
— Прямо, говоришь?
— Угу.
— Ну, благодарствуем.
— Господь в помощь.
Индеец Николай размашисто перекрестился.