Вой лишенного, или Сорвать покровы с богов

Ее голос - надтреснутый, зыбкий - сломал в нем что-то. Риан потянулся рукой к щеке. Хотелось коснуться, ощутить ее тепло, но пальцы прошли сквозь…

- Риа, я…

Прости? Люблю? Слова застыли на губах. Не получалось вымолвить их. Слишком привык ругать и ненавидеть. Чересчур долго считал ее своим главным врагом.

- Прости, - застонала она в его душе, болью клубясь возле сердца. - Я предала…

Былая злость накрыла с головой. Душа выпустила когти. Наказать, запульсировало в крови. Изувечить, подавить - требовательно наседал разум.

Но пальцы с нежностью продолжали искать тепло. Ладонь желала пробежаться по любимым чертам. Его Риа… Искрящаяся дева… Его сестра…

- Ради тебя… - влагой дохнула она, и капельки осели на тыльную сторону ладони.

- Ради нас… - гулким эхом отозвалось в нем ее дыхание, холодомвпитываясь в кожу руки.

И Риан закричал. Впервые в жизни закричал так…

Собственной душой закричал. Сердцем! Он не может ее потерять! Вот так… Не может! Сам убьет! Раздавит! Но не так…

***

Это было больно - прощать себя. Настолько больно, что Лутарг почти задыхался. Он слышал рев рьястора и ревел сам, но даже общими усилиями изгнать соблазн не получалось. Голоса стихий пели в крови, наполняли грудь, бились с сердцем. Они были везде в нем. Они стали им, жаждущим получить все то, что предлагалось.

Слушая их, мужчина понимал, что искус, проникший в него, направлен на разрушение. Что, поддавшись ему, он не обретет, а потеряет. Эргастения научила Лутарга различать обман, насколько бы красивым он не казался. Сейчас его заманивали в лживые кружевные сети, выглядящие настолько привлекательно, что желание поверить становилось почти нестерпимым, а воля к отказу, таяла на глазах. Но, даже понимая все это, молодой человек постепенно сдавался напору стихий. Постепенно уступал собственным желаниям. И так, вплоть до того момента, пока оглушительная боль, пришедшая извне, не вернула ему способность мыслить.

Видение счастливого детства и долгой безоблачной жизни с родителями исчезли. Остались лишь, пережитые боль и страх. Ненависть к себе и всему миру. То, что мужчина не хотел помнить и принимать. Что отказывался считать частью прожитого им.

Перед молодым человеком призрачной фигурой светился дух. Статным юношей он предстал пред сыном Перворожденного. На умиротворенном лице, как две капли воды похожем на лик Риана, сияла радостная улыбка. Повелитель стихий смог одолеть соблазн и теперь ожидал того же от Лутарга.

Смирившись, мужчина кивнул. Сожалея о том мальчике, которым был, смежил веки. По щеке, сверкнув прозрачной чистотой, покатилась скупая слеза. Он не умел плакать. Разучился, под свист плети и восторженный рев надсмотрщика, приветствующего вид свежей крови. Не помнил, каково это ощущать резь в глазах и першение в горле. Обо всем этом проще оказалось забыть, нежели заново воскрешать воспоминания.

Шаг за шагом Лутарг вновь проходил по тому пути, что преодолел когда-то. Отпускал горечь обиды, прощал полученные удары, освобождал таящуюся боль. Он извинял мальчишку, не имеющего сил ответить на удар. Оправдывал его молчание и покорность судьбе. Разрешал ему быть слабым.

С каждым принятым решением, с каждым освобожденным воспоминанием все тише звучали искушающие голоса стихий, и мутнели картинки былого, показываемые ими. Парнишка, что долгие годы не смел поднять голову за его спиной, расправил плечи. На чумазом лице появилось несмелая улыбка. Он разрешил себе гордиться тем, что выдержал. Тем, что не сломался, а смог идти дальше, оставив позади темную каморку с вонючей лежанкой. Что, стряхнув с плеч груз страха, сумел проявить себя. Что не превратился в озлобленную тварь, мстящую всем и каждому за то, что когда-то сотворили с ним.

Под смех рьястора и радостный вопль паренька Лутарг шагнул к Рожденной с духом. Огненный вихрь, держащий Истинную в своих объятьях, опал, позволив молодому человеку приблизиться. В ее глазах все еще вспыхивало и гасло пламя, губы все также кривил осознанный вызов, но она перестала казаться чужой, недосягаемой. За обликом стихий мужчина смог разглядеть прежнюю Литаурэль, с надеждой взирающую на него и ждущую ответа на вопрос "А какое оно, море?".

Еще не зная, что будет делать, Лутарг коснулся девичьих пальцев. Они пылали. Он словно окунулся в котел с кипящей водой. От обжигающей боли перехватило дыхание. Нестерпимое желание отдернуть руку взорвалось внутри него, но мужчина устоял. Скрипя зубами, он притянул Литаурэль к себе. Она не сопротивлялась, но и не помогала. Лишь только смотрела, смеясь огненными всполохами в глубине глаз.

- Моя! - вновь затрещал огонь, пугая жаром неистовствующего пламени.

- Моя! - вновь засвистел ветер, норовя вырвать хрупкое тело из его рук.

- Наша! - вновь зарокотала земля, суля мучительную кончину под толщейводы и тверди.

- Не отдам, - ответил стихиям Лутарг и впился в приоткрытые губы девушки требовательным поцелуем.

***

Хитару бил озноб. Ее собственный или передающийся по цепи из сплетенных рук, она не знала. Каждая жила в ее теле дрожала от напряжения, глаза разъедал соленый пот, горло пересохло и саднило.