Вой лишенного, или Сорвать покровы с богов

Прикрыв за собой дверь, женщина скинула плащ и расстелила его для просушки. Подкормив едва тлеющие в очаге угольки новыми веточками, она пристроила над огнем котелок с вчерашней похлебкой. Ужин будет скромным, но это все, что Кимала могла себе позволить. Ее жизнь обилием съестного не могла похвастаться даже в самые лучшие дни, когда дочь с сыном еще находились рядом с матерью.

Устроившись на низкой, устланной шкурами постели, занимающей большую часть ее жилища, Кимала наблюдала над тем, как постепенно оживает пламя в очаге. Сперва с радостным потрескиванием занялись самые мелкие щепки, затем - покрупнее, и так далее, покуда оранжевые язычки не достигли покрытого гарью дна. Довольный гул сопровождал каждое прикосновение, будто жадный до пищи огонь намеревался расплавить литую поверхность, чтобы проверить, какое именно содержимое скрывается за толстыми стенками котелка.

"Ничего из того, что сможет напитать тебя", - мысленно ответила пламениженщина прежде, чем отвести взгляд в сторону, в дальний угол, где, в покореженном коробе, бережно укутанный в слои ткани и обложенный высушенными травами, хранился ее ритуальный наряд. Теперь уже пригодный только для тления.

В их роду не было большей гордости для матери, чем посвящение дитя в Хранящие чистоту. И ее родительница не стала исключением. Такена светилась от счастья, провожая дочь к святилищу Алэам. Кимала до сих порпомнила широкую улыбку, которая на протяжении всего пути играла на губах родительницы.

То обстоятельство, что, оставив дочь в храме, она лишится единственного ребенка, Такену не пугало. Гораздо более важным и правильным женщина считала будущее преображение в Алэаму. По мнению матери, дочь родилась для того, чтобы стать сосудом и на короткий промежуток временипреобразиться в одну из первооснов.

Для Кималы, так же, как и для других девушек из их рода, это должна была быть Земля. Должна была, но не стала.

Оторвавшись от короба, взгляд женщины устремился ввысь - к крыше. Там, к одной из потолочных балок бечевкой из вьюна была привязана кукла, тряпичное тело и соломенные волосы которой когда-то служили развлечением для маленькой дочери. Кимала собственными руками смастерила ее в ту пору, когда близнецы еще ничего не делили между собой. Когда всякая вещь была для них общей и одинаково любимой.

Все ушло! Кануло в прошлое! Только кукла и осталась. Одна единственная кукла, взамен двоих детей, и память старухи.

Глядя на нее, Кимала вспоминала о своих ребятках. О крохотных ручках и ножках. О том времени, когда ее найденыши еще не научились спорить и препираться друг с другом. Когда не думали о том, кто из них сильнее или же станет таковым. О тех днях, когда основным их желанием было нежиться в материнских руках и чувствовать тепло родного тела рядом.

А она сама…

Она не догадывалась, что наступит день, в который ее баловникиперестанут быть обычными подкидышами, пригретыми на груди. Что грядетмиг, когда проявится их скрытая до поры сущность и отвратит детей от матери, поставив пред ними иные цели, далеко отстоящие от тех, к коим она мечтала их сподвигнуть.

Сейчас, коротая в одиночестве отведенные ей дни, женщина часто размышляла над тем, как бы сложилась ее жизнь, не соверши она всего два поступка. Спрашивала себя, что было бы, откажи она в той давней просьбе Рамине и не впусти в святилище Тимгара. Многое ли изменилось?

И, в то же время, задаваясь подобными вопросами, Кимала понимала, что найти ответов на них ей не удастся никогда.

***

Устроившись в излюбленном кресле Ираинты, укрытый вытканным ее руками пледом, Антаргин в глубокой задумчивости смотрел на огонь, которого не видел.

Смотрел, неосознанно поглаживая мизинцем подлокотник. Поглаживал, не замечая прикосновения. Прикасался, не ощущая, что дотрагивается не до отполированного дерева, а до очередного тряпья, которое ротула приготовила для починки.

Еще усаживаясь в кресло, Антаргин видел нечто, покрывающее гладкую поверхность ручки. Но, что это было, мужчина не смотрел, ибо догадаться не составляло труда - что-то из его вещей.

Неизменное занятие желающей стать матерью. Деятельность, давно ставшая привычным для того, кто никогда не будет ее сыном.

С того памятного мгновенья, как Риана согласилась выполнить озвученное им желание и спасти жизнь Лутарга взамен его собственной, Перворожденный не покидал своих покоев. Лишь двое имели доступ в комнаты Повелителя стихий - Ираинта и Сальмир. Только они могли без приглашения распахнуть дверь и, с видом долгожданных гостей, присесть на край кровати, в которой он проводил почти все время, либо же подойти к камину и, облокотившись на резную полку, обратиться к нему.

Мужчина точно знал, что являлось первопричиной добровольного затворничества. Трусость! Антаргин боялся встретить укоряющий взгляд Истинного. Боялся узреть непонимание Рожденных с духом.

Было ли тресаирам известно о его просьбе, мужчина не знал, вот только это ни в коей мере не умоляло его вину.