Я открыла глаза и поняла, что кошмар продолжается. Приподнявшись на локте и стиснув зубы чтобы не застонать от охватившей тело слабости, увидела, что лежу на кровати в небольшой комнате освещенной лишь трепещущим язычком пламени стоящей на массивном столе свечи. На деревянных стенах висят пучки трав (вот откуда этот пряный запах), а из мебели кроме кровати в комнате только стол, лавка и массивный сундук. В небольшое окошко, забранное мутноватым стеклом, не проникает ни луча света. Ночь?..
Где я? Сколько времени нахожусь здесь?
Дверь в комнату открылась и в комнату вошла высокая темноволосая девушка, одетая в выцветшее когда-то, наверное, ярко-красное, а теперь розоватое платье из грубой, похожей на мешковину ткани. После некоторых усилий я вспомнила, что уже видела ее. На кладбище.
– Очнулась, – констатировала девушка, налила из кувшина в кружку зеленоватой жидкости и подошла к кровати. – Ты должна выпить. Станет легче, – было заметно, что она подбирает слова. Да и акцент у нее был довольно странный…
Я решила не спорить и покорно выпила предложенное, думая, что меня вряд ли отравят. У них уже была возможность отправить меня на тот свет.
Питье оказалось чуть горьковатым, но в целом довольно приятным на вкус. В нем отчетливо слышался привкус можжевельника, мяты и валерианы. Чем-то подобным потчевала меня бабушка, когда сдавали нервы после очередного экзамена.
– И долго я уже здесь… нахожусь? – спросила я, и собственный голос показался мне чужим. Сиплым и глухим, будто я не разговаривала уже целую вечность.
– Шесть дней, – ответила девушка, не сводя с меня внимательного взгляда. – Ты была в бреду, и мы думали, что ты сгоришь от лихорадки, – она помолчала, а потом спросила, – как тебя зовут?
– Маша, – я подумала, что от прежней Маши уже ничего не осталось. Она погибла под колесами серебристого джипа. – Мари. Теперь я Мари. А вас?
– У меня нет имени, – покачала головой, по-видимому, моя спасительница. – Все называют меня Бруксой. Называй и ты.
Брукса сняла со стены пучок сухих трав и, оторвав несколько веточек, бросила их в ступку.
– Я не знаю, понимаешь ли ты, куда попала, и при каких это случилось обстоятельствах, но смею уверить: ты не сошла с ума. И если ты примешь эту реальность, то сможешь сохранить разум.
Сохранить разум. А нужно ли мне что-либо сохранять? И остался ли у меня разум? Может, я сейчас лежу в коме, а мозг отчаянно цепляясь за жизнь, воскрешает перекрученные картинки фильмов и книг?
Я откинулась на подушки. Интересно, если умру куда попаду?
– Ты можешь воспринять попадание в этот мир как наказание, но посмотри с другой стороны: что если это шанс? Шанс исправить свою жизнь, сбросить привычные оковы и отринуть вечную спешку? Заняться тем, что тебе близко… Мари, ты еще молода и не думаю, что в своем мире ты уже состоялась как личность и приобрела что-то такое, что невозможно обрести здесь.
Что-то такое? Ха! Ха-ха. Да у меня здесь ничего нет. Ничегошеньки…
И еще…
– А как же родители? Моя семья… я не смогу вновь обрести ее.
– Ну… – Брукса нахмурила брови и отложила пестик в сторону, внимательно рассматривая содержимое ступки, – в конечном итоге все смертны. Сейчас или через десять лет ты бы все равно потеряла их. Нет ничего вечного.
– Я понимаю. Но у меня было бы десять лет в запасе. Десять счастливых лет. И почему я должна привыкать к чуждой реальности, если мне и в своей хорошо жилось?
– Не спеши с решениями.
Девушка замолчала и я, закрыв глаза, подумала о справедливости ее слов. Кто знает, что случится в следующий миг, кто знает, сколько будет длиться безоблачное счастье? Но, черт возьми, как гадко когда выбор делают за тебя лишая возможности узнать самой. И кто? Какие-то сумасшедшие возомнившие себя богами.
Обидно.
Обидно быть обвиненной в том чего не совершала и наказанной столь кощунственным образом. Хотя нет, я сама виновата. Нужно было послушаться своих предчувствий и гнать Алекса подальше от себя. Если бы я только знала, чем обернется знакомство с ним!
Я осторожно перевернулась на бок, чувствуя, что начинаю впадать в полудрему. Брукса что-то тихонько то ли шептала, то ли пела и ее голос, усыплял не хуже маминой колыбельной. Как там говорят? Подумаю об этом завтра. Тем более мысли слипаются, будто клеем смазанные…
Мне снился странный сон, если ко сну применимо слово "странный". Ведь сон это вообще состояние эфемерное, в котором самые невероятные вещи воспринимаются так, как будто они обыденны и естественны.
На открытой веранде летнего домика, за круглым столом сидели пять девушек один в один похожих на меня. В косых лучах приближающегося к горизонту солнца танцевали пылинки, в саду, окружавшем домик, пели птицы, а гибкие побеги фиолетового клематиса обвивали поддерживающие крышу столбы.
– Итак, девочки, сегодня на повестке дня следующий вопрос: что нам делать и как жить дальше, – начала одна из моих копий облаченная в строгий деловой костюм. – Госпожа Интуиция, вам слово.