Войку, сын Тудора

Маленький отряд вихрем промчался по дорогам небольшого княжества через ореховые рощи, по опушкам дремучих лесов. Скалистый перевал поманил их вниз — за каменный позвоночник крымских гор, на осиянные морем земли, захваченные хищным Гризольди. Но далеко скакать не пришлось. За крутым поворотом показались несколько всадников. Впереди полдюжины конных слуг ехала стройная женщина в длинном жемчужно-сером плаще; то была мона Диафана Гризольди, которую сотник тотчас же узнал. Базилей, спешившись, подошел к даме и с почтительной нежностью поцеловал руку той, которой некогда так церемонно овладел.

Все вместе двинулись к Мангупу.

Наутро город непостижимым образом знал уже, что его базилей похитил Диафану, жену Якопо Гризольди, и поселил ее, не стыдясь бога, в своем дворце. Впрочем, господне суждение об этом новом поступке не было известно феодоритам: наместник всевышнего, епископ Готии, о том молчал, будто ничего не случилось. Люди города вскоре забыли о новом грехе своего властителя ради более срочных и важных дел.

А сделать каждому надо было многое. Турецкая опасность надвигалась неотвратимо, и феодориты готовились встретить ее достойно.

Князь объявил о сборе ополчения. Под стяги шли дружно; старые обиды и распри люди забывали — до поры, когда угроза минет и можно будет снова взяться за привычные дела. Не попавшие пока в войско работали, укрепляя стены и башни города. В селах успели убрать хлеб, и на свободных телегах свозили в крепость все припасы, которые можно было найти в амбарах. Население столицы выросло во много раз и все продолжало прибывать.

Много дел было у трех сотен молдавских витязей. Заморские воины обучали искусству боя местных ополченцев. И охраняли дороги Феодоро — татары еще не нападали, но разъезды их часто появлялись на границах.

В городе по-прежнему царило веселье, не лишенное налета тревоги и печали, словно свадьба, на которой в наряд невесты вплетена черная лента траура. Свадьбы играли и молдавские войники. Женатым разрешили жить вне общего подворья, лишь бы службу несли исправно. И новые отцы семейств старались, зная: обретенный на чужбине очаг скоро придется защищать.

На свадьбе хотинянина Лупула Дрэгой подмигнул вдруг Чербулу, указывая на Арборе, пробиравшегося к двери.

— Пошел к своей, — прошептал старый сотник. — Ты знаешь уже, кто она?

Войку знал, но не повел и бровью.

— Еврейка, — продолжал Дрэгой. — Дочь главного раввина города, святого человека, но — еврейка. Ведь грех.

— Пан Арборе сам своей совести хозяин, — сухо проговорил Войку. На многое в жизни юноша смотрел уже глазами феодоритов, для которых различие в вере не было препятствием к браку, тем более — любви. Сорокалетнему Дрэгою труднее было привыкнуть к нравам давно перемешавшейся многоплеменной общины Мангупа.

— Пускай его, пускай, — добродушно кивнул Дрэгой. — Лишь бы веры христианской не оставил.

Князь Александр деятельно руководил приготовлениями к обороне. В эти дни вокруг Палеолога собралась новая свита — два десятка преданных молодых людей, через которых базилей отдавал приказы и следил за их выполнением. В нее вошли также Арборе, Дрэгой, Чербул и двое юных русичей — сыновей давно обосновавшихся в городе старых сурожан. Молодые базилеевы приближенные были вездесущи, да и сам князь всюду поспевал, отдавая распоряжения, подбадривая и воодушевляя людей.

Войку пришлось забыть об отдыхе. Юноша, сутками не слезая с коня, метался по княжеству, выполняя поручения своего повелителя, набрасывая под его диктовку письма и доставляя их в общины, замки и монастыри, приводя способных к службе мужчин, организуя доставку в город продовольствия и топлива. Кочу, Палош, Кырстя, Пелин, Салбэ и другие земляки часто сопровождали сотника. Как ни занят был Чербул, разъезжая по Феодоро, он не мог не любоваться крохотной, но прекрасной крымской державой. Синева близкого моря текла в нее по узким долинам, начинавшимся у побережья, переливалась через горы. Море отражалось в небе Феодоро, окрашивая радостной голубизной леса и скалы, поля и дома. Чербул, как ни спешил в своих поездках, частенько останавливался послушать песни феодоритов. Дивные песни были у этого народа, утраченные миром в минувшие с тех пор века, словно сокровища утонувших кораблей.

В один из этих дней, въезжая в город, Чербул с трудом пробирался через скопление подвод, конных и пеших путников, вьючных ослов и мулов, носильщиков с тяжелыми тюками. Под защиту укреплений столицы переселялась почти половина двухсоттысячного населения княжества. Шли и ехали молча, даже ругались вполголоса в этот час беды. За зубчатыми стенами на площадках башен виднелась усиленная стража. На улицах сотнику встречались многочисленные воинские дозоры.

Войку задумался. Но легкий толчок заставил витязя очнуться. Шустрая дворцовая служанка, пробравшись к Чербулу, сунула ему клочок бумаги и со всех ног кинулась обратно, к женской половине княжеских покоев.