Войлочный век (сборник)

– В этом году картошка вся пропала, не знаю, что есть будем, – задерживает меня разговором, сразу начинает.

– Да?

– Да, вся пропала. Она еще во‑от такая, я ее тяну – а на ней уже два жука! Откуда взялись, я прям не знаю, сотни их, сотни. В прошлом году я лаванду сажала, так она их отпугивала. А зимой чё-т вся лаванда погибла, теперь вот я не знаю прямо. Вот сотни их так и ползут! Я – перчатки, маску, – и прыскаю! На каждый куст! Сколько яду перевела…

– А почему лаванда погибла?

– А не знаю! – оживляется еще больше. – Снегу мало было, вот наверно поэтому. Прошлые годы росла прекрасно. А в этом году не стало ее, и ползут!

Вид у нее такой довольный, как будто ползут не жуки, а это внуки с подарками понаехали; вообще, народ, как я заметила, страшно любит происшествия: мор, глад, трус, потоп и нашествие саранчи; не в реальной жизни любит, в реальной он либо борется и прыскает, как эта крепкая и довольная Нина Петровна, либо пьет и плачет; не в реальной, а вот в этой, литературной, рассказываемой, придумываемой и расцвечиваемой своей жизни. Это эпосы стоят в белых фартуках, эпосы. Только начни с ними про их жизнь, только прояви интерес чуть больший, нежели пересчитать сдачу, – все, заструилась Калевала ли, Илиада ли: и что погибло, и что разрушилось, и как ехали деньги везли от продажи рюкзаков, а под Новгородом бандиты с оружием: стой, вылезай! а я им: ребяты, деньги берите, но не стреляйте! я вам в матери гожусь, ребяты!..

Нина Петровна торгует от ПБОЮЛа, цивилизованно, с бейджиком на фартуке. А рядом, на перевернутой таре, обмахивается веером частный сектор: красавица дряхлых лет, вот просто красавица: кожа тонкая, бледная, глаза яркие, шиньон, правда, сполз немножечко со лба набок, но так она и человек простой, подмосковный, не Кобзон. Говорит, что ей восемьдесят три, и не понять, в чем кокетство, прибавила себе или убавила? Торгует яйцами и отходящими, последними, трепаными пионами.

– Сто километров везла – не разбила!

– Это у вас домашние?

– Домашние! Такие нежные! Последний десяток остался, все разобрали.

– А они свежие? Когда снесены?

Задумывается на лишнюю секунду. Сейчас соврет.

– Три дня назад! Свежайшие! Или вот цветочки возьмите, цветочки у меня изумительные!

Яйца несколько в говне, пионы уже клонятся долу, не жильцы.

– Ладно, давайте яйца. Почем они?

– Сто пятьдесят рублей.

– О боже.

– Сто пятьдесят. Надо бы сто шестьдесят! Держу цену, не повышаю, а надо бы! Пшеница ведь дорожает, другие повышают, я не повышаю, и что это я такая?.. Но вы знаете, что я вам скажу: тут все, буквально все полезное. Вы когда яйцо будете есть, вы пленочку себе на глаза наложите, она всё лечит.

– Пленочку?!

– Да, вот когда яйцо разобьешь, там под скорлупой есть такая, знаете, пленочка. Вот так вот ее возьмите и вот сюда, – оттягивает нижнее веко и показывает, куда накладывать говенную пленочку. – Все глазные болезни лечит.

– Какие же именно?

– Ну какие… Всякие! Катаракту, глаукому. Мне вот восемьдесят три, и я читаю без очков!

– Драгоценная моя, – говорю ей, – это что-то вы не то говорите. Катаракта – это помутнение хрусталика, это вещь необратимая. Это все равно как вы бы пытались из вареного яйца снова сделать сырое.

– Ну как же… Мне же и врач сказал… У вас, сказал, совершенно здоровые глаза… А потому что я каждый день пленочку…

И сидит на пластиковом ящике такая красивая, растерянная… Зря я, наверно, ее сказку разрушила. Надо было согласиться, покивать головой, поблагодарить, поахать, встроиться в это цветущее мракобесие, провалиться в средневековье, а там, глядишь, откроется и волшебный гербарий: сон-трава, разрыв-трава, приворот-трава… и все будет хорошо, и мы будем смотреть ясно, жить долго и победим лютого ворога лавандой.

Муджадра

Я не люблю здоровый образ жизни: очень много бессмысленного труда приходится затрачивать, а результат? Неочевидна связь между ведением здорового образа жизни и обретением здоровья.

И то сказать: вот буквально только что – судя по обилию появившихся статей – в моду вошло есть жир. Жир! – от одного этого слова все бывалоча бледнели и оседали на пол, а нынче – погляди в окно! – все только и интересуются, как съесть побольше жира – сала, масла, белой оборочки с ветчины, которую раньше отрезали и отодвигали на край тарелки со страхом. Давай бекон, давай прожилки, вот эти холестериновые бляшки давай, творогом жирным чтоб чавкать и истекать, кефир мне, девушка, шестипроцентный! – как нет шестипроцентного?! тогда сметану 30-процентную, нет, постная не пойдет.

Мы, предвижу я, с новым интересом взглянем на братскую Украину как источник розового с чесночком, со шкуркой. В крупной соли. А она – на нас. А то – газ, газ. А вот и не газ. Белоруссии тоже приготовиться. Вместе выпьем, вместе и закусим, верю.