Воин

— Тем не менее они могут и не быть враждебными. — Подавленное состояние окружающих явно показало Фолконеру, что он чересчур сгустил краски. Он попытался смягчить удар. — Я говорил, что они должны быть крепкими. Я имел в виду, что необходимо действовать очень осторожно, имея с ними дело. Думаю, они будут примитивными.

Тейт сказала:

— Послушайте, полковник. Если принять вашу версию, что они были отброшены назад к простому выживанию, то сейчас у них очень интересная структура общества. Что-нибудь из старых знаний наверняка останется. Я имею в виду, если выживет плотник, то он обязательно научит детей плотничать. И так далее.

— Это все равно как восстановить тело по паре костей, — поддержал ее Конвей. — Разные группы будут идти в разных направлениях, определенных привычками и навыками сильнейшего из выживших. — Он улыбнулся Картер. — Возможно, мы даже найдем твоих глубокомысленных фермеров.

Она натянуто улыбнулась.

— Твоя аналогия с костями очень неудачна. Ты знаешь, что в одном из наших лучших музеев скелет динозавра десятилетиями украшал не тот череп? — Она с улыбкой повернулась к Фолконеру. — Подумайте только — скелет представляет работающих в поте лица штатских, а венчает его сплошная кость военного правительства.

Фолконер искренне развеселился.

— Я замолвлю за тебя словечко, Дженет. — Конвею он сказал: — На складе много вещей, которые могут нам пригодиться. Тейт и Леклерк помогают мне составить опись. Вы не поможете? После еды?

Конвей согласился. Когда все трое ушли, Конвей заметил скрытое отвращение во взглядах. Все еще так или иначе переживали гибель Харриса. Многие старались отказаться от посещения склада.

Была еще одна интересная деталь в поведении группы, например в том, как они разделялись, когда шли утром по своим делам. Личные отношения крепли. Нэнси Йошимура и Мэг Маццоли нашли друг в друге то, что было нужно обеим. Маццоли нужна была забота, а Нэнси — кто-то, о ком нужно заботиться.

Кэт Бернхард и Айвэн Кароли были как дети, попавшие в переделку, из которой они всеми силами пытаются выбраться. Но Конвей решил, что внутри они намного крепче. Он знал, что может положиться на них в случае неприятностей.

Сью Анспач и Дженет Картер были интеллектуальными близнецами, даже если спорили. Они яростно отрицали, что могут позволить чувствам взять верх над разумом, и все же каждое их слово проходило через фильтр собственных эмоций. Они будут сопротивляться любой власти так же инстинктивно, как отдергивать руку от огня, но их интеллект был неоспорим. И незаменим.

Фолконер, Леклерк и Тейт превращались в команду, где все работают наравне, но Фолконер — первый среди равных. Решениям, принятым этими тремя, трудно противиться.

Только пастор Джонс и он, Мэтт Конвей, оставались сами по себе. Это давало Конвею больше влияния, чем он хотел, в основном потому, что Джонс никогда не принимал чью-либо сторону в споре. Он всегда указывал на моральную сторону дела, и это было правильно, но возможно, что тех, кто был снаружи, этика не интересовала. Конвей вспомнил о тигре. Он убивал и пожирал. Если люди там похожи на зверей, то от миротворческих способностей Джонса будет мало толку. Но проверить это можно будет только в том случае, если они встретят других людей. В группе уже было заметно, что к Джонсу прислушиваются меньше, чем к другим. И зря. Он был не похожим на прочих, но его чуткость была удивительной. А это могло оказаться ценнее, чем знания или ум.

Это были предположения. Но была и реальность. Споры внутри группы все больше противопоставляли троицу с военной ориентацией и интеллектуалок Картер и Анспач. Если он поддержит женщин, то они смогут противостоять тем троим, если же он примкнет к Фолконеру, — он улыбнулся, осознав, что повторил Тейт и Леклерка, признав того главным, — позиция Картер резко ослабнет, учитывая, что мнения остальных разделятся.

Мэтт отбросил мысли о политических маневрах. Он обдумывал, имеются ли у группы реальные шансы на выживание. Физическое состояние каждого в лучшем случае можно было назвать удовлетворительным. Припомнив свою попытку охраны входа, он понял, что боялся встретить человека, пока не встретил тигра. Конвея раздражали уверенность, что он точно так же убежал бы, встреть он не тигра, а раскрашенного дикаря.

Мэтт не был трусом. Он просто отдавал себе отчет в том, что не приспособлен к существованию в этом мире, где его право на жизнь напрямую зависело от умения самому себя защищать.

А если все же произойдет то, о чем он даже боялся подумать? Если они — последние оставшиеся люди? Смогут ли они возродить человечество? Конвей вспомнил, как читал о каких-то мятежниках на «Баунти», — так, кажется, назывался корабль, — которые перебили друг друга. Не попадут ли и они в ловушку зависти и убийств?

Но были и другие опасности. На видеодиске рассказывалось о рукотворных болезнях, каких в природе никогда не было. Значит, не было и иммунитета. К тому же вполне возможны мутации среди животных.

Значит, несмотря на свои знания и способности, они были подготовлены к жизни не лучше, чем те самые выжившие в войне.