Теперь я мог сказать, кто остроготы, а кто сарматы: не случайно одна группа людей уклонилась от боя на мечах. Те, кто наступал с мечами, размахивали грозными «змеиными» готскими мечами, перед которыми могли дрогнуть самые храбрые враги. Еще я заметил, что у тех, кто скакал прочь верхом, имелись доспехи в виде чешуи, сделанные из срезанных лошадиных копыт: это изобретение сарматских воинов мне однажды описывал старый Вайрд. Выходит, именно они и были моими врагами. Поскольку нападавшие остроготы, казалось, удовлетворились тем, что ворвались в стремительно брошенное сарматами укрытие — вероятно, для того, чтобы умертвить раненых, оставшихся там, — и не предприняли попытки догнать убегавших, я решил, что сделаю это за них.
Я пустил Велокса галопом со склона хребта, намереваясь перехватить сарматов, прежде чем они пересекут участок открытой местности и исчезнут среди окружавших низину лесов. Когда наши пути сошлись, мужчины повернулись, в удивлении разглядывая меня — одинокого всадника, без доспехов, да вдобавок еще неизвестно из какого племени. Удивление сарматов сменилось досадой, а затем и ужасом, когда я начал посылать в них стрелы, все еще продолжая нестись галопом.
Как я уже говорил, я был не настолько искусен в быстрой и точной стрельбе, как Вайрд. Большинство моих стрел не попало в цель, но я все-таки успел выбить двоих сарматов из седла, прежде чем остальные пришли в себя от изумления и бросились врассыпную. И даже тогда я ухитрился сбить еще одного, попав ему в спину. Никто из сарматов так и не попытался выпустить в меня стрелу, и я знал почему. Кроме гуннов, чьи кривые ноги, должно быть, давали им возможность уверенней сидеть на лошадях, больше никто из воинов не мог стрелять на скаку, не боясь при этом вылететь из седла. Вернее, никто, кроме гуннов и меня, ибо я крепко сидел в седле благодаря своему хитроумному приспособлению — веревочным петлям для ног. И, как заметил когда-то Вайрд, только лук гуннов, подобный тому, который достался мне в наследство, мог отправить стрелу на такое большое расстояние с силой достаточной, чтобы пробить чешуйчатые доспехи сарматов.
Убегающие могли бы остановиться, спешиться и тогда уже выпустить сколько угодно стрел, с большой вероятностью попасть в меня — и убить, поскольку я был без доспехов. Но я понял, почему они так не поступили, когда повернулся и посмотрел назад. Четверо остроготов подбежали к своим лошадям и теперь уже скакали по направлению ко мне, у каждого в руках была длинная пика contus. Эти люди не носили чешуйчатых доспехов, на них были прочные кожаные, а сверху накладки из полос кожи. На ногах у них были облегающие штаны из мягкой белой ткани, перетянутые ремнями крест-накрест сверху и до самых сапог. Их шлемы не были коническими, как у сарматов, они больше напоминали римские, только накладки на щеки были шире, да еще плоский металлический стержень спускался вниз со лба, чтобы предохранить нос. Так что на лице воина-острогота можно было разглядеть лишь его горевшие яростью синие глаза да волнистую светлую бороду. Я остановил Велокса и стал ждать, когда всадники подъедут ко мне.
Один из них сделал знак остальным трем, и они вонзили свои пики в сарматов, которых я сшиб с коней, чтобы удостовериться, что те мертвы. Первый всадник остановился рядом со мной и взял пику наперевес, чтобы поприветствовать меня. Он сделал это, подняв правую руку, но держал ее, вытянув вперед раскрытой ладонью, а не сжимая ее в кулак, как римляне. Я принял его за офицера, командира этого отряда, поскольку шлем этого человека был богаче отделан фигурами, а на каждом плече его доспехов было по драгоценной фибуле в форме стоящего на задних лапах льва. Я ответил ему таким же салютом, и незнакомец внимательно изучал меня какое-то время.
Он был настоящим гигантом, скрывавшим свое лицо под шлемом и бородой, этакой громадой в доспехах, и, даже сидя, возвышался над покрытой стегаными доспехами лошадью. Я ощущал себя крохотным и уязвимым под его взглядом; примерно так, насколько я представлял, наверное, чувствовали себя маленькие лесные создания, когда оказывались вдали от своих нор, в отсутствие всякого убежища, где можно было укрыться, и вдруг понимали, что их заметил хищник, мой juika-bloth. Но тут воин перестал рассматривать меня, вид у великана стал не такой грозный, он издал смешок и сказал:
— Сначала мы решили, что ты странствующий гунн, который сошел с ума, раз бросается в атаку в одиночку и без доспехов. Но затем мы разглядели веревку, которая позволяет тебе стрелять из лука на скаку и делать это столь же искусно, как делают гунны. Помнится, однажды я посмеялся над такой веревкой, как у тебя. Что же, впредь я не буду этого делать.
— Тиуда! — воскликнул я.
— Waíla-gamotjands! Добро пожаловать на войну, Торн! Я приглашал тебя присоединиться к нам, и ты сделал это, причем сразу показал себя с наилучшей стороны. Да уж, ты, похоже, времени зря не теряешь.