Воин Доброй Удачи

Коридор заканчивался глухими стенами. Крепко сжимая богато украшенный футляр с картой, который дал ему Кельмомас, великий мастер произнес магические слова. Смысл их вспыхнул в его глазах и на губах, и он шагнул сквозь монолитный камень. Заклинание Окольного Пути.

Моргнув, он обнаружил, что находится на верхнем Интервале, узкой трибуне, возвышающейся над собственно Интервалом, темной прихожей, длинной и достаточно глубокой, чтобы вместить военную галеру. Батареи свечей, установленных внизу, зажглись сами по себе. Сесватха спустился по правой лестнице, крепко сжимая в руке футляр с картой. Из всех бесчисленных комнат библиотеки только Интервал мог похвастаться мастерством нелюдей, потому что только он был высечен из живого камня. Переплетающиеся фигуры украшали стены, бордюр громоздился на бордюр, изображая Наставничество и первый великий мир между верховными норсирайцами и ложными людьми – так Бивень называл кунуроев. Но как и многие, кто входил в эту комнату, Сесватха едва замечал их. И как он мог это сделать, когда пятно волшебной стигмы так поразило его взор?

Так бывало всегда, когда один из немногих, кто мог видеть Метку, которой волшебство прорезало реальность, проходил через Интервал. Одно, и только одно, повелевало их взглядом… Великие колесные врата. Портал, который был замком, и замок, который был порталом.

Вход в сокровищницу.

Для обычных глаз это было чудо масштаба и хитрости. Для чародейских – не что иное, как чудо переплетающихся уродств: в огромные колеса заклинаний, вырезанные из молочно-белого мрамора, вращающиеся в бронзовой раме с созвездиями лиц, вырезанных из черного диорита, вселяли аниматов – или доверенных лиц, как они их называли, – порабощенные души, единственной целью которых было завершить круг между наблюдателем и наблюдаемым, который был основой всей реальности, волшебной или нет. Метка этого существа была так отвратительна, так метафизически изуродована, что всякий раз, когда волшебник оказывался перед ним, к горлу его подступала желчь.

Магия квуйя. Глубже самой глубины.

Сесватха остановился на лестнице, борясь со своим желудком. Он посмотрел вниз и почему-то не испытал ни удивления, ни тревоги, увидев, что золотой футляр с картой превратился в неподвижную детскую фигурку. Серо-голубую. Испещренную черными кровоподтеками, как будто этот ребенок умер, лежа ничком. Скользкую от смертного пота.

Безумие сновидений таково, что мы можем пренебречь непрерывностью даже самых элементарных вещей. Младенческий труп, казалось, всегда был тем, что нес с собой волшебник.

И кроме того, все это уже произошло. Так что Акхеймион шел по извилинам своего переживания, думая только о том, что было задумано, не обращая внимания на несоответствия. Только когда он остановился под таинственным механизмом врат, только когда он приказал доверенным лицам откатить их, он обнаружил, что скользит по непрожитой жизни…

Корчившейся жизни. Мертвый младенец извивался и вытягивался у него в руках.

Громадные колесные врата загрохотали, возвращаясь к трескучей жизни. Наконец, архимаг в ужасе посмотрел вниз.

Черные глаза, сияющие новорожденной мутью. Пухлые перепончатые ручки тянутся вперед, крошечные пальчики сжимаются.

Отвращение. Бушующая паника. В моменты ужаса тело само принимает решения. Он бросил эту штуку так, как мальчик мог бы бросить паука или змею, но она просто повисла в воздухе перед ним, создав колыбель из пустого пространства. Позади него колеса врат продолжали свое стонущее падение.

– Это, – выдохнул Сесватха, – не то, что случи…

Последняя из огромных бронзовых шестеренок перестала стучать. Колесные врата распахнулись настежь…

Младенец выпал из воздуха. Там, где он упал, лежала золотая трубка. За ней отступали в неразличимую черноту тяжеловесные бронзовые механизмы врат. Порыв ветра пронесся по вестибюлю.

Акхеймион стоял неподвижно.

Ветер бушевал вокруг него. Мантия натянулась на его руках и ногах. По стенам и перемычкам прокатился гул, глубокий, как если бы буря хлестала по какому-то миру внутри мира. Врата, которые находились в самом сердце библиотеки, теперь открывались в небо – не в сокровищницу, а в небо! И он мог видеть библиотеку, как будто Интервал висел над ней на огромной высоте. Рушащиеся бастионы. Стены, летящие наружу в струйках песка. И он видел это… Ужас ужасов внутри вздымающихся полотен пыли и обломков, гора черного крутящегося ветра, который связывал разрушенную землю с мерцающими облаками. Само существование взвыло.

– СКАЖИ МНЕ, – проговорил волшебник, – ЧТО ТЫ ВИДИШЬ?

* * *

ЧТО Я ТАКОЕ?

Атьерские библиотеки Завета обладали множеством карт, старых и новых. Все они, кроме самых древних, называли землю, которую осмелились пересечь Шкуродеры, Меорнскими пустошами – название, которое имело много значений для ученых, рассматривавших ее, прищурив глаза.