Воин Доброй Удачи

Его глаза закатывались в нечеловеческой панике. В голове снова и снова вертелась одна мысль: что теперь? Что теперь?

Он мельком увидел стены, которые на мгновение показались ему золотыми, но на самом деле были сделаны из мятой соломы, веток и дерна. Они поднимались вверх и изгибались над головами пленников, чтобы сплести вокруг их жалкой процессии черный коридор…

Ибо, хотя он и раскачивался неподвижно, изнывая от боли из-за своих ран и оскорблений, они все-таки медленно продвигались куда-то…

Он даже мог мельком увидеть поверх сгорбленных в горе и безнадежности людей конец их пути, какое-то отверстие, поляну за ним…

Освещенную чем-то, чего он не хотел видеть.

У него не хватало зубов… Выбиты?

Да… Выбиты из его черепа.

– Н-нет, – пробормотал Акхеймион. Понимание приходило к нему, наползало, как туман. Деревья, понял странник.

Деревья! Склепы, как называли их скальперы…

– Прекратите! Оставьте меня! – крикнул Друз. Но ни одна из закованных в цепи теней не подняла головы в знак согласия. – Прекратите! – бушевал он. – Прекратите, или я сожгу вас и ваших сородичей! Я сделаю свечи из ваших корон! Прожгу вас до самой сердцевины!

Он откуда-то знал, что кричал не своими губами, не в своем мире.

Сдавленные крики пронеслись по коридору, звеня, словно они отражались от железных щитов.

Что-то заорало – звук был слишком громким, слишком гортанным, чтобы быть просто сигналом рога. Без предупреждения цепи дернули его и всю остальную темную процессию вперед, на один спотыкающийся шаг к свету… к очистке.

И хотя перед ним маячил весь ужас мира, измученный странник подумал: «Пожалуйста…»

Пусть это будет его конец.

* * *

Акхеймион обнаружил, что сидит, вцепившись костлявыми пальцами в костлявые плечи. В ушах у него звенело, чернота вокруг кружилась. Он задыхался, пытаясь собраться с мыслями. Лишь потом до его слуха донеслись другие звуки ночи. Отдаленный вой волков. Скрип, казавшийся разумным, в изогнутых сучьях. Дыхание Покваса и его тихий храп. Бормочущее рычание Сарла…

А еще кто-то беззвучно выл… на платформе под ним.

– Н-нет… – услышал он прерывистый, липкий голос, бормотавший что-то на галишском языке. – Пожалуйста… – Пауза, а потом кто-то снова зашипел сквозь стиснутые зубы, борясь с возвращающимися волнами ужаса: – Пожалуйста!

Хамерон, понял колдун. Одним из наиболее сильно пострадавших в Кил-Ауджасе.

Было время, когда Акхеймион считал себя слабым, когда он смотрел на таких людей, как эти скальперы, с какой-то сложной завистью. Но жизнь продолжала нагромождать на него несчастья, и он продолжал выживать, преодолевать их. Он во многом был таким же человеком, как раньше, слишком склонным к одержимости, слишком готовым взвалить на себя бремя обычных грехов. Но он больше не видел в этих вросших в его суть привычках слабости. Теперь он знал, что думать – это не значит бездействовать.

Некоторые души возвышаются перед лицом ужаса. Другие сжимаются, съеживаются, бегут к легкой жизни и ее многочисленным клеткам. А некоторые, как молодой Хамерон, оказываются в ловушке между неспособностью и неизбежностью. Все люди плачут в темноте. Те, кто этого не делал, были чем-то меньшим, чем люди. Чем-то опасным. Жалость захлестнула старого волшебника, жалость к мальчику, который застрял на склоне – слишком крутом, чтобы по нему можно было взобраться наверх.

Жалость и чувство вины.

Акхеймион услышал скрип и шарканье кого-то на платформе над ним и заморгал в темноте. Ветви упавшего дерева чернели на фоне звезд. Гвоздь Небес сверкал над головой, поднявшийся над горизонтом выше, чем Друз когда-либо видел – по крайней мере, бодрствующими глазами. Поляна простиралась вокруг них, голая и тихая, как клочок шерсти, пропитанный абсолютными чернилами ночных теней. Мимара лежала, свернувшись калачиком, рядом с ним, прекрасная, как фарфоровая фигура в голубоватом свете.

Верхняя платформа образовывала неровный прямоугольник, испещренный светящимися тонкими линиями между бревнами. Фигура, спустившаяся с его края, выглядела призраком, так сильно ее одежда была изорвана по краям. Звездный свет рябил на очищенных от ржавчины кольцах его кольчуги.

Капитан, со смутным ужасом понял Акхеймион.

Фигура скользила вдоль ствола, черные пряди волос колыхались. Едва капитан ступил на край платформы Акхеймиона, как сразу же проворно, как обезьяна, перемахнул на следующую. Двое мужчин встретились глазами – всего лишь на мгновение, но этого было достаточно. Голодный – вот все, о чем мог думать волшебник. Было что-то голодное в прищуренных глазах, которые сверкали от отвращения, что-то голодное в усмешке, разрезавшей заплетенную бороду.

Человек исчез из виду. Все еще глядя туда, где их взгляды пересеклись, Акхеймион услышал, как он приземлился на платформу внизу, услышал, как нож выскочил из ножен…

– Нытик! – прошипел голос.

Последовали три глухих удара, каждый из которых сопровождался устрашающим звуком разрезаемой плоти.

Задыхающийся, удушливый хрип пронзенных легких. Звук каблука, скребущего по коре дерева, – слабый пинок.

А потом – ничего.