Воин Доброй Удачи

Кудесник Мбимайю обвел взглядом разряженных придворных, которые тихо роптали от ярости. Лица были охвачены гневом и ужасом. Кое-кто даже пытался, жестикулируя, повлиять на жрицу народными заклинаниями. На них обрушилось столько непостижимых суждений, что понять что-либо им было не под силу.

– Прекрати! – выкрикнул Фанайял, веселье которого наконец обратилось в бешенство.

Женщина дико расхохоталась, что никак не вязалось с ее нежным обликом. Пыль заклубилась в солнечном луче, пробившемся внутрь, рассеялась во внутренних потоках воздуха.

– Да! – крикнула она в пространство тоном Меппы. – Возьми его! Это будет Твоя благодать! Да!

– Дьяволица! – прорычал последний сишаурим.

Он сделал несколько шагов к ней. Лицо его застыло, как у куклы.

– Мне известен истинный объем твоего могущества. О тебе пишут уже немало лет, и все-таки тебе нужны инструменты – люди. А люди могут подвести. Мы основа! И мы сокрушим тебя твоими же инструментами! И ты будешь умирать от голода в собственной же тюрьме!

– Да! – вновь расхохоталась Псатма Наннафери. – Все люди спасут одного!

Меппа опустил голову, словно только сейчас разглядел жрицу сквозь серебряную повязку.

– Воина Доброй Удачи, – произнес он.

– Доброй Удачи? – переспросил Фанайял.

Маловеби затаил дыхание. Эти фанимские варвары не в состоянии постичь масштабы бедствий, которые они устроили. Сотня. Сотня отправилась на войну!

– В хаосе событий существуют бесчисленные проходы, – объяснил Меппа своему владыке. – Как верят идолопоклонники, Добрая Удача – это совершенная линия действия и случая, с которой виден любой возможный исход. Воин Доброй Удачи – это человек, который придерживается этой линии. Все, в чем он нуждается, случается, но не потому, что он этого желает, а потому, что его потребность идентична происходящему. Каждый шаг, каждый бросок игральных костей – это…

Он бросил исполненный ненависти взгляд на ятверианскую жрицу.

– Это что? – спросил Фанайял.

Меппа пожал плечами:

– Это дар.

Маленькая женщина, расхохотавшись, топнула ногой, отчего зазвенели цепи.

– Ты всего лишь временный вредитель! Судья, который выбирает верных себе из грабителей. Трехморье охватила гораздо более великая война. Богиня разбила ярмо Тысячи Храмов. Культы готовы к сражению. Скачи, фанимский глупец! Вперед! Покоряй, сколько сможешь! Смерть и ужас пожрут тебя без остатка!

Фанайял-аб-Каскамандри взмахнул рукой, словно пытаясь схватить слова, которые она разбрасывала.

– Выходит, этот твой Воин Доброй Удачи, – рявкнул он, – охотится за аспект-императором?

– Богиня гонится за демоном.

Фанайял с широкой улыбкой обернулся к сишауриму:

– Скажи-ка мне, Меппа, она тебе нравится?

– Нравится? – недоверчиво переспросил слепец, привыкший к его шуткам. – Нет.

– А мне – да, – заявил Падираджа. – Даже ее брань доставляет мне удовольствие.

– Хочешь ее помиловать?

– Она кое-что знает, Меппа. Нужное нам.

Но Маловеби, весь покрывшийся гусиной кожей, понимал, как и каждый присутствующий, за исключением, возможно, сишаурима: главарь разбойников, Падираджа, просто придумывает отговорки. При всем вызывающем поведении, при всех крайностях, Псатма Наннафери оставалась, по ее же словам, мягкой, глубоко вспаханной землей…

И ужасная Праматерь исполнит свою неисповедимую волю.

* * *

Момемн

Горе парализовало ее. Смерть младшего, самого любимого и незащищенного, Самармаса. Утрата старшей, самой озлобленной и заблудшей, Мимары.

Гнев спасал ее. Гнев на мужа за то, что бросил ее в беде. Гнев на слуг за обманутые ожидания и сомнения в ней – больше всего за сомнения.

Гнев и любовь к любимому малышу Келмомасу.

Она завела привычку шествовать по залам дворца в те ночи, когда сон никак не шел. Уже два раза она заставала стражу, играющую в кости, а один раз заметила рабов в Гепатинских Садах, занимающихся любовью, – прегрешения, за которые ее супруг вынес бы наказание, но она сделала вид, что не заметила этого. Каждый раз ноги приводили ее в Имперский зал аудиенции, где Эсменет усаживалась на подушки в нише. Во время этих прогулок ее глаза бессмысленно смотрели в пустоту, шея склонялась вперед, как у слуг, из какого сословия она и была, а в голове вертелись мысли обо всех тех людях, которые скрывались за броней символов, повисших меж отполированных колонн. Взобравшись на возвышение, она проводила пальцами по подлокотнику великолепного трона своего супруга, а затем отправлялась на веранду, откуда смотрела на широко раскинувшийся лабиринт своей столицы.

Как? Как простая, посредственная блудница, которая в трудные времена способна продать родную дочь, стала Благословенной императрицей всего Трехморья? Этот вопрос Эсменет всегда считала величайшим вопросом своей жизни, выдающимся фактом, над которым будут ломать головы историки будущих поколений.

Она была объектом охоты, добычей, измазанной грязью, за которой гнались на колеснице, а теперь вожжи оказались у нее в руках.