Воин Доброй Удачи

Как правило, они совершали свои «прыжки», по выражению Моэнгуса, дважды в сутки, хотя сваяльская Гранд-дама нередко пыталась перенести их и в третий, что порой ей удавалось. Ранним утром, почти сразу после пробуждения, и второй раз после полудня или позже, в зависимости от того, насколько крепко удавалось Серве поспать днем. Огня они не разводили, жаря дичь, подстреленную Моэнгусом из его великолепного лука, с помощью магии. По ночам они спали, дежуря по очереди, и Сорвил навсегда запомнил те картины залитого лунным светом мира, которые разворачивались перед ним, когда он настороженно вслушивался в звуки ночного лесного хора. И каждую ночь не мог удержаться, чтобы не рассматривать спящую Серву. Казалось, под покрывалом лежит мраморная статуя, казавшаяся плотнее окружающего мира. Одинокая ее красота поражала его.

Но иногда принцесса не столько спала, сколько падала в обморок от потери сил после некоторых «прыжков». И, не приходя в сознание, стонала или даже что-то выкрикивала, и Сорвил, не удержавшись, спросил, что ее так терзает.

– Прошлое, – сердито глядя на него, будто недоумевая на невежество Сорвила, ответил Моэнгус. – Как и всех, кто прикоснулся к этому высохшему куску дерьма – сердцу Сесватхи. Ей видится, как эти края гибнут в огне и от орд шранков. Ей снится отцов недруг.

– Не-Бог, – пробормотал Сорвил.

Эскелес, конечно, рассказывал ему о Первом Апокалипсисе, о том, как некая мрачная сила, которую сакарпы называли Великий Разрушитель, собиралась вернуться, чтобы довершить разрушение мира. Эскелес тоже стонал и скулил во сне, но он, напротив, слишком часто жаловался на свои Сновидения, отчего Сорвил перестал обращать на них внимание.

Как бы то ни было, теперь тот факт, что Серву мучили те же сны, тревожил гораздо сильнее.

– Как это было, во время Первого Апокалипсиса? – задал он ей все же вопрос.

– Поражение, – ответила она, погрузившись в себя. – Ужас. Боль… – Затем, переведя взгляд на Сорвила, хмуро улыбнулась. – И некая странная красота.

– Красота?

– Конец народа… – помедлив, неохотно, что было несвойственно для нее, продолжила она. – Мало что может захватить столь всецело.

– Народа, – повторил он. – Вроде сакарпов.

– Да… Только уничтожение, а не порабощение, – после чего поднялась на ноги, словно кладя предел его щекотливым вопросам. – И повсюду, до края земли.

Дважды они слышали перекличку рожков шранков, похожую и в то же время иную, чем на границе Сакарпа. И каждый раз они замирали надолго, прислушиваясь, и Сорвилу начинало казаться, что конец мира не столь уж далек.

Потери все росли, что побудило даже бесстрашного сына короля Амрапатара Чарапату, прозванного принцем Ста Песен, обратиться к отцу с предостережением. Каждое утро он вел Рыцарей Инвиши к бурлящим облакам горизонта, и каждый вечер возвращался с докладами о нарастании опасности.

– Больше они не обращаются в бегство. И разбегаются, только завидев «воздушных змеев» в небе, а их становится все меньше… Скоро шранки вовсе потеряют страх и тогда обрушатся на нас вдесятеро большим числом!

– Разве у нас есть другой выбор, кроме как двигаться дальше? – воскликнул король Амрапатар.

И хотя Уверовавшие короли понимали поход как общее предназначение, страх за свою жизнь побудил их усомниться в правильности тактики продвижения. И вскоре даже самые стойкие – король Марсидид Сиронайский и принц Массар Чианадинайский, презиравшие жалобщиков, заговорили о том, что пора обратиться к аспект-императору хотя бы за советом.

– К чему упорствовать, царственный брат? – попрекнул Марсидид. – Неужели страшишься, что уронишь себя в Его глазах? Твоя вера в Него не должна зависеть от Его веры в тебя.

В этих словах не было дерзости. Все знали, как действует присутствие аспект-императора, освобождая от гордыни и позора, и поэтому стремились достичь того же в разговоре между собой. Прямые слова не уязвляли, если были высказаны с честными намерениями.

И Амрапатар поддался на уговоры. Наступив на собственную гордость, он приказал сигнальщикам воззвать к аспект-императору через их кодированные сполохи: «Полчище шранков разрастается. Священный Повелитель, Армия Юга взывает к твоим силам и мудрости».

Прошло меньше одной стражи, и сигнальщики, зависнув в небе над восточной границей лагеря, увидели просверки ответа над черной гладью горизонта: «Соберите Уверовавших королей».

Анасуримбор Келлхус успел прибыть раньше, чем все расселись. В простом плаще, он ступил в их круг без всяких церемоний, по дороге пожимая плечо то одному, то другому жестом молчаливой поддержки.

Первым он задал вопрос о корме для лошадей и припасах. Еда была скудной, как и в других Армиях, но реки стали полноводней, и расположение высоко на водосборе Нелеоста обеспечивало им довольно обильный улов рыбы. И многие подразделения двигались дальше, растянув над головами нескольких дюжин воинов сети, на которых эта рыба сушилась на солнце.

Следующий вопрос Келлхуса был о Полчище, и он выслушал все их опасения.