Воин Доброй Удачи

Косматая голова повернулась. Инрилатас уставился на принца дикими, смеющимися голубыми глазами.

– В отличие от тебя, братец.

За исключением вытянутого овала лица, он выглядел абсолютно не таким, каким его запомнил Келмомас в младенчестве. Он вступил в пору взросления, и золотистый пушок волос покрыл все тело. Годы борьбы с железными оковами придали рельефность мышцам. Щетина покрывала подбородок и скулы, но щеки еще не заросли.

Голос был глубоким, манящим. Совсем не как у Отца.

– Подойди, младший братец, – произнес Инрилатас с дружеской улыбкой.

И вдруг прыгнул к двери так стремительно, что глухонемой слуга отшатнулся, сжав ручку щетки. Инрилатас приземлился как раз там, где еще чуть-чуть – и цепи отбросили бы его назад.

Келмомас смотрел, как брат, присев на корточки, испражняется. Потом он вернулся на прежнее место. Все еще улыбаясь младшему, Инрилатас взмахнул рукой вперед. Запястья у него уже были мощные, мужские: это были руки воина.

– Подойди… Я хочу поговорить с тобой об этом дерьме между нами.

Будь на месте Инрилатаса кто-нибудь другой, Келмомас решил бы, что это какая-то сумасбродная шутка.

Толкнув дверь, мальчик шагнул в смрадную комнату, остановившись в двух шагах от зловонной кучи. Раб, заметив Келмомаса боковым зрением, с тревогой резко обернулся. Но, узнав его, тут же опять принялся отчищать пол. Ужас приковывал его к своим обязанностям, как и всех других из прислуги.

– Ты не выказываешь отвращения, – заметил Инрилатас.

Келмомас, не зная, что сказать, промолчал.

– Ты не похож на других, правда, братец? Нет… Ты… вроде меня.

«Не теряй лицо, – предупредил внутренний голос. – Только Отец владеет большей Силой!»

– Я совсем не такой, – возразил наследный принц.

Странно было стоять по эту сторону двери. И неправильно.

… Совсем неправильно.

– Но это так, – посмеиваясь, ответил Инрилатас. – Все мы унаследовали отцовские способности в той или иной мере. Я… обладаю его чувствительностью, но у меня совершенно отсутствует его умение сплачивать… контролировать. Моя натура пронизывает меня насквозь – мои желания, восхитительные желания! – не ограниченные укорами совести, которые держат души других в абсолютном заточении. Разум Отца завораживает меня. Сострадание Матери вызывает дикий хохот. Я единственный абсолютно свободный человек в этом Мире…

С этими словами он поднял скованные руки и указал на грязный пол.

– Гажу, когда хочу.

В ушах у Келмомаса раздался звон, настолько пронзительным был взгляд старшего брата. Мальчик хотел что-то сказать, но слова застряли в горле, словно он попался на крючок.

Инрилатас оскалился в широкой ухмылке.

– Что с тобой, братец? Ты сам-то гадишь, когда тебе захочется?

«Он видит меня насквозь… – прошептал голос. – Ты утратил осторожность в отсутствие Отца».

– Кто это? – рассмеялся Инрилатас. – Ты оцепенел, прислушиваясь к кому-то внутри. Так часто бывает, когда никто не говорит. Кто нашептывает тебе, братец?

– Мама говорит, что ты сумасшедший.

– Ты не ответил на вопрос, – рявкнул старший. – Услышал что-то поразительное, что поглотило все твое внимание, и потому уходишь от неприятного вопроса. Подойди ближе, братец… Подойди и скажи, что ты не можешь гадить, когда захочешь.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду!

«Он знает, что ты лжешь…»

– Отлично понимаешь… Подойди ближе… Дай-ка загляну тебе в рот. Послушаю, кто там шепчет. Кто? Кто говорит внутри тебя?

Келмомас сделал шаг назад. Инрилатасу удалось незаметно для него немного подползти, когда цепь слегка провисла.

– Дядя идет проведать тебя!

Миг оценивающего молчания.

– Ты вновь уходишь от ответа. Но на этот раз ты говоришь правду, ты знаешь, что это меня заинтригует. Имеешь в виду Высокородного Майтанета? Он идет навестить меня? Чую, мать замешана в этом.

Одно упоминание о ней придало мальчику сил.

– Д-да. Мама хочет, чтобы ты прочел его намерения по лицу. Она боится, что он замышляет заговор против Отца – против нас! И считает, что только ты сможешь это разглядеть.

– Подойди ближе.

– Но дядя уже знает, как обмануть тебя.

Еще не договорив, Келмомас внутренне проклинал всю неловкость этих слов. Припавший к земле перед ним человек был Анасуримбором. Божественное! Божественное начало пылало в крови Инрилатаса, как и в его собственной.

– Родной мой, – с гордостью произнес Инрилатас. – Родная кровь. Какой любовью ты пользуешься у матери! Я вижу, как она пылает в тебе! Горит! Пока все не обуглится и не станет пеплом. Из-за нее ты испытываешь неприятие к дяде?

Но Келмомас больше не знал, что лучше сказать или сделать. Он знал, что попытки ответить на вопросы брата заведут его в запутанные лабиринты, из которых нет надежды выбраться. Надо вести самому…

– Дядя научился прикрывать свое отвращение состраданием. А свою измену – участливостью!

Иного пути прорваться сквозь чудовищный интеллект брата не нашлось.

Это была ошибка…

– Шепот предупреждает тебя! – засмеялся Инрилатас с горящими глазами, в которых пылало нечто большее, чем отраженные языки пламени: предчувствие.

– Ты не любишь делиться… Маленький хитрец! Подойди же, малыш.

«Он видит меня!»