Воин из пророчества

Дигам весь напрягся, подался вперед. Он, в отличие от Аурангзеба, не в силах был ожидать, сохраняя внешнее спокойствие.

При виде пленника вскочил, подлетел к нему, схватил за плечи, разворачивая к себе лицом… и выпустил разочарованно.

— Это не он, повелитель, — убито молвил Дигам, обращаясь к Аурангзебу.

По-прежнему неподвижный, бесстрастный, Аурангзеб проговорил:

— Плохо. Мне нужен только он.

И чуть шевельнул рукой: увести.

Так для Арилье началось темное время плена.

Глава шестнадцатая Одиночество Траванкора

Очень многому научил Шлока своих питомцев, и только одна наука давалась им плохо: никто из них так и не научился распознавать предателей среди окружающих людей. Не ложилась на сердце такая мысль. Да и как можно жить с постоянной оглядкой? Как можно есть и пить рядом с человеком, а про себя, мысленно, с недоверием следить за каждым его движением?

Невозможно.

Траванкор собирал новое войско. Победа под стенами Патампура, когда пал самонадеянный Шраддха, чудесное появление наследника раджи Авенира — все это произвело огромное впечатление. Люди потянулись к новому военачальнику. Их привлекала его молодость, его сила, его мудрость не по годам.

И еще — то, что он не следил за каждым с подозрительностью, как это делали владыки, сызмальства росшие среди знати. Траванкор ничего не боялся. Даже предательства.

Хотя предательства бояться следовало бы.

Более того! Перед расставанием Шлока предупредил его о том, что некто во дворце следит за каждым шагом — самого раджи и его сына, передает вести врагам. Иначе никак не объяснить того, насколько осведомлены враги о каждом действии, даже о каждом намерении своих соперников.

Предупредил — да. Как раз хватило Траванкору для того, чтобы не слишком удивиться, когда предательство свершилось…

Он остался сейчас один. Где искать Рукмини? Никто не рассказывал ему о судьбе возлюбленной. Никто не знал… а кто знал, помалкивал.

Почему оставил его Арилье? Куда он направлялся? И отчего не подает вестей о себе? Несколько месяцев минуло со дня того горького расставания на рассвете, а от Арилье — ни одного известия. Неужели он погиб? Траванкор не хотел в это верить.

И не к кому было обратиться за советом. Шлока скрылся без следа. Как не было учителя. Всю жизнь он находился рядом и вдруг растворился в бескрайних просторах. И снова — ни единой вести.

Три человека были особенно дороги сердцу Траванкора, и все трое пропали. Наверное, это и называется одиночеством. А будь поблизости Шлока, он бы еще и растолковал: тот, кто выше всех людей, — тот всегда одинок. Вечно окруженный преданными соратниками, помощниками, приближенными, он не имеет ни друга, ни возлюбленной.

Как правило.

Траванкор желал бы стать исключением!

Снова и снова обводил он глазами своих приближенных. Не предателя пытался угадать, хоть и знал, что тот где-то поблизости. Нет, сын раджи высматривал человека, который знал бы что-то о Рукмини или Арилье, знал да помалкивал.

Но никто не отводил глаз, никто не признавался. А Конан на все наводящие вопросы лишь ругался и требовал, чтобы военачальник больше внимания уделял обороне города: враг должен был вот-вот напасть…

— Откуда ты знаешь, Конан? Разве у нас есть свои лазутчики в Калимегдане? Или ты отправил их, не сказав об этом мне?

— Лазутчики? — Конан смеялся, блестя синими глазами. — Нет, никаких лазутчиков я не засылал, хотя неплохо бы… Беда в том, что любого шпиона в Калимегдане сразу распознают. Там не брезгуют магией… Я не стал бы рисковать своими людьми. И ты не стал.

— Верно, — тяжело уронил Траванкор. — Так откуда тебе известны их намерения?

— Я сам бы так поступил, — ответил Конан. — А главное правило для полководца и правителя: постоянно представляй себя на месте своих противников. Меньше риска ошибиться.

— Мы слишком разные, — задумчиво отозвался Траванкор. — Аурангзеб и я…

— Эта разница касается свойств вашей души, — возразил Конан. — Что касается вашего полководческого таланта, то здесь различие гораздо меньше, чем ты можешь себе вообразить… Потому что все хорошие полководцы, особенно действующие в одной и той же местности, чем-то похожи друг на друга.

* * *

Огромная скала стояла, точно вырвалась на волю из самой преисподней, черная, обугленная. Вырвалась и застыла на поверхности, и только тот, кто умеет смотреть сквозь камни, разглядел бы под толщей плененный, гневно клокочущий — и остывающий с течением веков пламень.

Вот в таком месте была назначена встреча. У подножия этой скалы.