Воин мрака

Олег бросил вниз приготовленную десятикопеечную монету. Она звякнула, покатилась – но тут же была звучно прихлопнута и исчезла в горячей мягкой ладони. Прачка засопела, старательно приглушая дыхание – как пытается затаиться крадущийся к бабочке котенок, и ведун, запахнув плащ, сдвинулся со света.

– Ага!!! – над краем жердяного настила резко поднялась девичья голова. Торжествующее выражение на лице тут же сменилось разочарованием. Девушка даже пошарила в соломе рукой, вздохнула, спрыгнула.  – Скажи хоть, ты жить или нежить?

Олег, снова подставив тело свету, вытянулся во весь рост, негромко стукнул рукоятью ножа по бревнам.

– Давай так: один удар означает «да», а два удара «нет», – предложила прачка.

– А давай ты просто протопишь для меня баню, – не выдержал ведун, – и я просто заплачу тебе еще один гривенник!

– А-а-а-а-а-а!!! – Девица снова с воплями выскочила на улицу.

«Надеюсь, на помощь к ней никто не прибежит? – вздохнул Середин.  – А то плакал мой гривенник и грош в придачу. Психиатрам все достанутся. Точнее, волхвам. Они тут за здоровье населения в ответе».

– Мышь там, Парахатыч! Вот такая огромная! – явственно донеслось с улицы. – Чуть за ногу не укусила. Ты ее поймаешь, Парахатыч?

– Тьфу, оглашенная! Я те что, кот, что ли? Орешь, будто банник с овинником под юбку залезли. В следующий раз еще и от меня по шее схлопочешь… – снег мерно заскрипел под удаляющимися шагами.

Олег довольно улыбнулся: девица оказалась находчивой и быстро справлялась с испугом. Да оно и понятно: двугривенный в этом мире был хорошими деньгами, мешок хлеба можно купить, и еще на куриную полть останется. Прачке столько за месяц не заработать. А тут – один раз баню истопить.

– Ты еще здесь, чудище невидимое? – заглянула в парилку девушка.

– Невидимое и грязное, – весело ответил ведун.  – Не ори так больше, пожалуйста. Сажа осыпается.

– Так ты все-таки наверху?

– Ты получишь еще гривенник, если принесешь кувшин хмельного меда и мягкий тюфяк, чтобы в теплой баньке до утра выспаться.

– Не боишься здесь остаться, чудище? После полуночи в баню нежить париться завсегда приходит.

– Сегодня не придет, краса девица. Нежить меня самого пуще солнца ясного боится!

– А покажись мне, чудище неведомое, – прачка снова осторожно зашуршала, пытаясь незаметно подняться и выглянуть над сажниками.

– Не покажусь… Грязный я больно, нешто не поняла? – усмехнулся ведун и снова запахнулся в плащ.

Девица высунулась, осмотрелась. Медленно, старательно, останавливая взор на каждом темном уголке.

– Ты здесь, чудище невидимое? – Не дождавшись ответа, она спустилась к корыту, потыкала в белье колотухой: – Как тебя хоть зовут, гость неведомый?

– Самсайокой называй.  – Олег решил не произносить лишний раз своего имени. Мало ли, до лишних ушей долетит? – А тебя как кличут, красна девица?

– Снежаной, чудище… Накинь еще гривенник, я тебя сама попарю!

– Ты еще задатка не отработала, – попенял ей Олег.  – Огонь не горит, вода не греется.

– А у тебя много серебра, чудище?

Ведун в ответ дважды постучал ножом по бревнам.

– Да иду, иду, – поняла намек Снежана и стала заматывать голову платком.

Пока прачка ходила за водой, Середин выбрался на улицу, спрятал заплечный мешок и малицу под сруб, чтобы наверху не закоптились. Труда это не составляло, опорные камни ничем обшиты не были, только сугробами заметены. Оставить вещи в бане он побоялся – заметит ведь девка мешок, уж очень любопытная. Так что достал себе порты и рубаху сменные, несколько монет в подсумок переложил – а остальное спрятал.

Налив в котел три полных бадьи холодной речной воды, Снежана разожгла огонь и снова схватилась за ведра, таская воду уже в бочку. Наполнив до середины ее, взялась за белье, хорошенько помяв, потискав, выполоскав. Вытащила постиранное, набросала сухое, снова взялась за работу. После третьей, последней охапки – слила воду прямо на пол, накидала новых дров вместо прогоревших, принесла чистой воды, снова принялась мять и тискать. Через несколько часов, когда в бане было уже довольно жарко, перекидала белье в корзину, отправилась полоскать.

Олегу, вынужденно за всем этим наблюдавшему, намучившуюся девицу стало жалко, и потому, когда она вернулась, ее ждала на скамье еще одна монета.

– Свечу и мед хмельной купи, – сказал сверху ведун.  – И себе можешь отлить, чтобы не так грустно было.

– Быть по-твоему, чудище невидимое, – повела глазами по сторонам девушка.  – Куплю. Дров сейчас подброшу, да и сбегаю. А ты уж раздеваться можешь, греться.

– Я, красна девица, поперва меда дождусь, – усмехнулся Олег ее наивной хитрости.  – Да и не могу я без свечи мыться. Грязи на себе не вижу.

– Дело твое, чудище. Тогда жди.

Обернулась Снежана и вправду быстро, где-то через четверть часа принеся и угощение, и травяной матрас, хрустящий свежим сеном, и свечу. Подбросила еще несколько поленьев, зажгла свечу прямо из очага, поставила на край котла, поклонилась в сторону пустых полков: