Воин мрака

– Не-ет, милая, не то ты сказываешь, – покачала головой Ираида Соломоновна.  – О кудесничестве ты, сказываешь, спрашивала? Обряды, сказываешь, учила? Неправда все сие, деточка. Не в знании кудесническом, не в подсчетах точных, не в записях подробных, не в обрядах шаманских. Здесь чародейство спрятано, – ткнула знахарка пальцем в ее живот. – В душе, в чувствах, ощущениях… В единении с небесами воздушными, с водами текучими, с землею сырою, с солнцем жарким. С ними воедино кудеснику слиться надобно, ими пропитаться, их токи, желания и возможности познать, ако самого себя. Песни, обряды, танцы и заговоры суть лишь помощники малые, дабы в деле сем тонком подсобить. Но не в них сила. В душе она, в тебе, в понимании и принятии мира нашего.

Знахарка обошла стол, взяла голову миллионерши в ладони:

– Ну же, чадо! Закрой глаза, о хлопотах забудь, внутрь себя оборотись, о прочем забывая. Безмирие вспомни, в котором парила. Миры, в каковые заглядывала. Пути, которыми летела. Метку вспомни. В руку свою метку сию возьми, через безмирие до нее дотянись. Не сама думай, ее слушай! Коснись ее, чадо… Ты чуешь ее? Видишь? – Ведьма чуть выждала и спросила: – Когда?

– Седьмого апреля… – выдохнула Роксалана и села прямо на землю, ощутив внезапную слабость.

– Воля твоя, деточка, – ласково улыбнулась ей старуха и принялась сворачивать карты. – Сказываешь, помирает метка чародейская? Плохо сие, чадо. Ой, плохо. Как бы ниточка меж мирами да не порвалась…

* * *

Едва дверь отделения реанимации распахнулась, Виктор Аркадьевич, нервно меривший шагами коридор, кинулся к врачу:

– Как она, доктор?!

Худощавый и малорослый, наголо бритый и с длинными черными, словно накрашенными, ресницами вокруг голубых глаз, завотделением замедлил шаг, пожал плечами:

– Даже не знаю, что сказать. У нее пробито сердце и правое легкое. Немудрено, что на «Скорой» смерть диагностировали. По всем законам она уже давно… – врач запнулся, мотнул головой: – Но рефлексы есть, энцефалограмма нормальная, мозг активен и, есть надежда, даже не поврежден. Не представляю, как такое могло быть? Четыре часа без сердца – и она просто видит сны!

– Может, что-то нужно, доктор?

– В настоящий момент ваша… Простите, Виктор Аркадьевич, кем приходится вам пострадавшая? – врач остановился.

– Невеста, – не моргнув глазом ответил бизнесмен.

– Н-н-невеста, – врач задумчиво постучал пальцами по бейджику. – Как бы это сказать… Нам еще никогда, Виктор Аркадьевич, не приходилось лечить пострадавших с пробитым навылет сердцем. Оно, можно сказать, надвое разорвано.

– Может, ее тогда в Военмед перевезти?

– Во-первых, можете мне поверить, подобных ранений не встречалось даже им, – опять застучал пальцами завотделением.  – Во-вторых, в настоящий момент аппараты искусственного жизнеобеспечения поддерживают ее в достаточно стабильном состоянии… Если можно употребить это слово. А перевозка чревата… Ну, а в-третьих, со специалистами Военно-медицинской академии мы постоянно консультируемся.

– Какие варианты?

– Пересадка сердца, наложение швов на ее собственное, полный перевод на механический кровоток. В последнем случае, понятно, она навсегда окажется привязана к чемоданчику. Маленьких сердец мы делать пока еще не умеем. Лично я склоняюсь к варианту два. Так не будет трудностей с отторжением. А вот вояки считают, что «штопаное» сердце расползется, что его не получится запустить, что шрамы будут несовместимы с полноценной жизнью… Но другие варианты тоже не сахар.

– Вот проклятие! – сжал кулак бизнесмен.  – Лучше бы они мою башку прострелили!

– Тогда то же самое сейчас я слышал бы от нее, – вздохнул доктор. – Вы извините, но говорить о последствиях сейчас трудно. Случай действительно уникальный.

– Да, я понимаю, – бизнесмен отступил к стене.

Заведующий отделением ушел, и к нему приблизился водитель:

– Виктор Аркадьевич, а вы чего… Это… С Олей… И правда?

– Дурак ты, Юра! – отмахнулся бизнесмен.  – Если я не родственник, мне вообще ничего не скажут. А папой назваться не могу, настоящий вот-вот приедет. Так что, будем считать, мы хотели пожениться.

– Да, – потупил взгляд мужчина.  – Называть эту малышку телохранительницей звучало бы еще глупее.

– Но спасла меня все-таки она, а не ты!

– Я же в машине был, Виктор Аркадьевич! – вскинул голову водитель. – Сделал что мог!

– Молчи лучше, – отмахнулся бизнесмен.  – И Алевтине не проболтайся.

* * *

– Странно зело сие, – пробормотала знахарка, укрывая бесчувственного мужчину вытертой кошмой.  – Ни раны нет, ни царапины единой, ни укуса. С чего свалился? Неведомо. И ладно бы жалился на что, вел себя странно. А то здоров был, здоров, да с тем и упал.

– Ты же сама про божью кару сказывала, теть Зорь! – Снежана подоткнула край одеяла.

– Так ведь от кары небесной тоже следы остаются, племяшка.  – Женщина поднялась: – Пойду, дров принесу. Теперича и их куда более уходить будет! А ты ступай, белье с веревок сними. Выморозилось уже, мыслю. Теперича еще и этого кормить придется. Никаких сил не напасешься.

– Как же его кормить-то, беспамятного?