Воин неба и земли

Нас со Степанычем окружили пятеро угрюмых бойцов. Зотов вновь надвинул беретку по самые брови, ссутулился, аж усы поникли. Я же натер свою физиономию ладонями, она стала красной, как у сильно пьющего человека, и сморщил лоб, точно силился вспомнить что-то очень важное. Таким образом, мы с дядей Гришей и в самом деле выглядели немолодыми, не шибко трезвыми любителями подосиновиков. Я предусмотрительно скинул и спрятал куртку, в которой лазил на башню.

— А чего такое, сынки? — в тон охранникам отозвался Зотов. — Грибы собираем, вас не трогаем… Что за проблемы?

— Ну-ка, встали оба! — прозвучала жесткая команда.

Все правильно, мы поднимемся, они убедятся, что мы обычные выпивохи, на всякий случай нас обыщут, потом дадут пинков, и на том мы распрощаемся. Однако в таких ситуациях нам со Степанычем на ноги подниматься необязательно. Корзинка с грибами полетела в физиономию охранника, стоявшего справа от Зотова, а того, что был перед ним, Степаныч согнул тычком в солнечное сплетение. Когда Степаныч метает корзинку, берегись — может нос сломать, а то и без глаза оставить. Я, в свою очередь, упал на землю, не дав тому, кто был рядом со мной, ударить меня ружейным прикладом в лицо. В следующее мгновение я схватил бойца за ноги и рванул на себя. Тот, матерясь, полетел назад, спиной накрыв ствол оружия четвертого охранника. Пятого бойца Степаныч отключил двумя ударами — ногой под колено, а когда охранник согнулся, той же ногой в голову.

— Дерьмово вас натаскали! Да еще и хамить не отучили! — Степаныч приставил лезвие к горлу одного из незадачливых охранников.

В моих руках было два изъятых ствола.

— Тот, кто хотел войны, получит ее, — продолжил Степаныч. — Всем лечь на землю!

Охранники повиновались. У того, кому Зотов метнул в лицо корзинку, лицо было залито кровью. Судя по всему, Степаныч сломал ему нос.

* * *

Спустя десять минут мы выбрались на шоссе и поймали попутную машину.

— Пусть знает Петр Петрович. Мы по щелям не прячемся, сами к нему придем. А ребятишки у него молодые, не мной подготовленные, — проговорил Зотов, когда мы уже двигались в сторону Москвы.

— Есть и другие, — отозвался я, вспомнив про Пловца.

Зотов лишь философски пожал плечами. Мол, посмотрим, кто там еще у Петра Петровича имеется… Похоже, Степанычу было важно бросить Комбригу такой вот дерзкий вызов, вот и не предупредил меня дядя Гриша о возможных действиях охраны. Не так уж всемогущ Петр Петрович. Или это Степаныч мне хотел показать, а не Комбригу? Чего теперь думать-гадать? Война для нас — дело привычное. Не мы ее выбираем, она нас… Шофер вел машину, не оборачиваясь и не прислушиваясь к нашему разговору. Комбриг наверняка мог бы связаться с милицией, ДПС, ГИБДД, и нас тормознули бы на подступах к столице. Но Петру Петровичу явно не нужен был лишний шум. Он наверняка попробует перехватить нас в Москве. Наша же задача — добраться до центрального ресторана, успеть на юбилейное торжество Бориса Сергеевича Харитонова. Там нас достать Комбригу будет непросто, ну а потом… Доживем, увидим!

* * *

На торжество ждали представителей президента. Глава государства находился в зарубежной поездке, должен был вернуться лишь завтрашним утром, но при этом не забыл прислать поздравительную телеграмму. Меня поначалу пропускать не хотели, но Степаныч связался по мобильнику с Харитоновым, и тот распорядился пропустить гвардии подполковника Вечера Валентина Денисовича. Боевые соратники не превратились для генерала Харитонова в пустую банальную фразу.

— Гриша! — генеральский бас послышался, как только мы оказались в банкетном зале.

Оба мы выглядели не слишком презентабельно, хотя Степаныч завез меня в какой-то магазинчик, мы купили там пиджаки, галстуки, рубашки и брюки. Не шибко дорогие, насколько позволял бюджет Степаныча. Приблизившись к юбиляру, Зотов пропустил меня чуть вперед. Я впервые видел Харитонова столь близко. Да еще и без военной формы и орденов. Генерал был в подчеркнуто демократичном пиджаке, плотно облегавшим его литую мощную фигуру.

— Подарки, Борис, за нами, — после объятий проговорил Зотов. — Но тут такое дело… Одним словом, поговорить после торжества надо!

— Надо, значит, надо, но сейчас, Гриша, гуляем.