18-го числа, послав возвратившийся из Баку бот в Энзели, пошли поперек моря к восточному берегу Каспия, к острову Огурчинский, и спустя трое суток стали у его юго-восточной оконечности. Это оказался голый, песчаный и безводный остров. Из живности были замечены только тюлени, а также птицы, по преимуществу красные гуси и розовые скворцы, большими стаями перелетавшие с места на место.
«Итак, – продолжает Габлиц, – при подробном исследовании нынешнего состояния Огурчинского острова нашлося, что он при Российском кораблеплавании по Каспийскому морю ни к чему иному способен не может, как только что может служить убежищем судам во время сильных ветров, ибо вдоль всего оного с юго-восточной стороны находятся хорошие якорные места, где удобно от свирепости моря и шторма скрываться можно; а особливо тем судам, кои идут в Астрабад или оттуда в Астрахань, весьма полезно быть может, чтоб в плавании своем держаться оного острова, дабы в случае противного ветра иметь безопасное подле него пристанище…»
23-го числа Войнович снялся отсюда и пошел прямо в Астрабадский залив – в юго-восточном углу Каспия, – куда прибыл на третий день.
Залив, о котором Войнович наслышался много хорошего и на который рассчитывал заранее, не обманул его. Обширный, глубокий и отовсюду закрытый, с юга он прилегает к цветущей равнине – подошве высоких гор, прорезанной светлыми ручейками, оттененной густыми деревьями; климат – по крайней мере, в продолжение целого года стоянки здесь – был превосходнейший: здоровый, всегда теплый и никогда утомительно-жаркий; строевой лес, плодовые деревья, богатые поля, множество редких птиц, пастбища – давали все средства к продовольствию. Вблизи несколько деревень; подалее величественные развалины шахских увеселительных дворцов с великолепными садами; еще далее – в разные стороны (в 40 и 86 верстах) – города Астрабад и Сари; пути отсюда в глубину Персии, в Индию и Среднюю Азию способны и непродолжительны: до Бассоры полагали менее месяца караванного ходу, до Хивы 14 дней, до Бухары 18, в Индию, чрез Кандагар, 5 недель.
«Словом, место сие, – заключал офицер эскадры Радинг, составивший описание экспедиции, – да и почитай вся Астрабадская провинция, по причине множества естественных украшений и выгод, почитается приятнейшим и благополучнейшим из многих, в подобном смысле выхваляемых земель».
Должно заметить, что при Петре Первом прикаспийские области Астрабадская и Мазандеранская были уступлены России трактатом 1723 года, но никогда не были заняты нашими войсками и по договору 1732 года возвращены шаху. Поэтому в рассматриваемое время надлежало
Разведав окрестности, Войнович старался так или иначе склонить хана к тому, чтобы он уступил для заведения русского торгового поселения город Ашраф в пяти верстах от залива. Ашраф, хотя и назывался городом, но там находились только пришедшие в запустение увеселительные сады и дворцы, основанные еще шахом Аббасом. Вся окружность Ашрафа, занимавшая до 7 верст, была обведена каменной высокой стеной с башнями и имела внутри цитадель. Жителей считалось до 300 персидских семейств, а вблизи жило много грузин, переселенных сюда шахом Аббасом. Осторожный Ага-Мохаммед-хан все-таки не решился на отдачу Ашрафа, но уступал любое другое место на берегу. Тотчас по получении такого ответа, в сентябре месяце, приступили к построению укрепления в урочище Городовин, на возвышении в 80 саженях от моря, для которого свезли с фрегатов 18 шестифунтовых пушек, сделали в нем покамест из тростника – казарму для караульных, лазарет, баню, пекарню, несколько домиков для житья и базар, а для причала судов – пристань длиною в 50 сажень.
Лесистый полуостров напротив нового селения Войнович назвал Потемкинским (так потом он и обозначался на картах).
Войнович посылает в Петербург письмо хана с согласием на постройку укрепленной фактории, план Астрабадского залива с его описанием, просит прислать разрешение на подъем флага – у Потемкина был уже заготовлен и герб для нового селения. Как сообщал в ответ князь Потемкин от 29 апреля 1782 года, все распоряжения командующего Войновича удостоились Монаршего благоволения.