Воин под Андреевским флагом

Своих я кое-как убедил, но представили мы наш проект в правительство, там тоже возникли сомнения: «Почему Ушаков выше?» Была создана специальная комиссия. Мне не раз пришлось беседовать с ее председателем Александром Сергеевичем Щербаковым, вначале он тоже колебался. Наконец согласился с нами, после чего и вся комиссия поддержала нас. Наш проект был вынесен на обсуждение Государственного Комитета Обороны. Приняли. 3 марта 1944 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР об учреждении орденов Ушакова и Нахимова I и II степени и медалей Ушакова и Нахимова.

Перед этим я побывал у И.В. Сталина, чтобы согласовать проекты статутов и рисунков новых наград. В кабинете у него в тот момент никого не было. Сталин разложил листы ватмана на длинном столе поверх карты, над которой до этого работал. Внимательно рассмотрев, он одобрил эскизы ордена Ушакова и медалей, а рисунки ордена Нахимова обеих степеней отложил в сторону и молча направился к своему письменному столу. «В чем дело?» – встревожился я. Открыв средний ящик, Сталин извлек орден Победы. Сверкнули бриллианты и алые грани рубинов.

– А что, если и орден Нахимова украсить рубинами? – спросил Сталин. – Разумеется, настоящими. По-моему, очень к месту будут.

Возражать не было оснований. Так орден Нахимова I и II степени получился, по-моему, самым красивым, но дороговатым.

Стоило в газетах появиться Указу, нас засыпали письмами. Так как широким кругам народа Нахимов был известен больше, чем Ушаков, то многие высказывали недоумение: почему более высокой наградой стал орден Ушакова, а не Нахимова?

– Что будем делать, комиссар? – спрашиваю своего заместителя И.В. Рогова.

– Попробуем разъяснить через газеты и радио. А вообще-то фильм бы хороший сделать…

Во время войны нам было не до фильмов, но сразу же после победы мы подняли этот вопрос, нас поддержали.

Поговорил я с адмиралом И.С. Исаковым. Он загорелся и с присущей ему энергией взялся за дело. Известный драматург А. Штейн написал отличный сценарий. Богатая событиями жизнь великого флотоводца дала ему интереснейший материал. Вначале Александр Штейн боялся, что без любовной интриги фильм не получится. И в один из первых вариантов сценария вплеталась такая сюжетная линия. Якобы Федор Ушаков, еще командуя яхтой Екатерины II, встретился с одной из фрейлин императрицы и полюбил ее. Однако их пути разошлись. Ушаков уехал на Черное море, весь отдался службе, а белокурая фрейлина быстро его позабыла и вышла замуж за одного из царедворцев. Много лет спустя, когда императрица соизволила совершить путешествие в Севастополь, в ее свите снова была фрейлина со своим мужем. Здесь она и встретилась опять с Ушаковым. Грустно улыбаясь, фрейлина кивнула на своих отпрысков: «А ведь и у нас с вами могли быть такие дети». Ушаков задумчиво посмотрел на нее, а потом с гордостью показал на корабли в севастопольской бухте: «Вот мои дети». От этой фабулы пришлось отказаться: материал и так не укладывался в две серии фильма. К тому же она несколько уводила от исторических фактов.

Когда фильм был полностью готов, мы с адмиралом И.С. Исаковым еще раз просмотрели его и дали «добро». Но кто-то в Народном комиссариате иностранных дел высказал опасение, как бы не ухудшились наши взаимоотношения с Англией, ведь в картине показана двуличная политика правящих кругов Великобритании тех времен. Несколько недель фильм без движения пролежал на складе. И вот в День Воздушного Флота, когда мы с балкона здания в Тушино наблюдали парад, меня подозвал И.В. Сталин. Он сказал коротко:

– «Ушакова» можно показывать.

Значит, он уже просмотрел картину и одобрил ее. Так фильм «Адмирал Ушаков» получил путевку в жизнь. Поток писем на тему «Почему Ушаков, а не Нахимов?» сразу прекратился».

Интересен и эпилог истории с фильмом. Вот что писал в шестидесятые годы сам создатель картины режиссер Михаил Ромм (статья «Не вернуться ли к истории», или «Большая тема искусства»):

«Думается, правильно будет говорить о биографическом жанре в кино на собственном примере. Я имею в виду двухсерийную картину «Адмирал Ушаков», поставленную мною в 1951–1953 годах. И сценарий этого фильма, написанный А. Штейном, и моя режиссерская работа несут на себе явный отпечаток установок того времени. Давайте вспомним, в чем заключалась общая мерка для множества послевоенных биографических исторических картин. Герой обязательно ставился над народом, он должен был являться фигурой исключительной, как бы вне времени и пространства. Народ присутствовал в картине только в качестве своего рода простодушного «окружения», ведомого вперед все понимающим и все знающим героем. Эта трактовка роли личности в истории отражает ошибки и заблуждения, связанные именно с культом личности.