Воин поневоле

— Ты ждешь объяснений? — резко сказал он. — Ты не понял даже того, что происходит в храме, не говоря уже о том, что творится здесь. Я остановил время, чтобы мы могли поговорить, но для тебя оно идет по-прежнему, и если я начну сейчас объяснять, то ты умрешь от старости, так и не выбравшись отсюда. — Он вздохнул. — Правда — это как драгоценный камень, мистер Смит, у нее множество граней. Если я покажу тебе только одну грань, будет ли тебе этого достаточно и сможешь ли ты всегда помнить, что это — только одна и что существует еще множество других?

— Я попробую, господин, — ответил Вэлли. Он наконец-то удобно устроился на камне и сидел, свесив ноги над бездной.

Мальчик посмотрел на него задумчиво.

— Ты понимаешь, — начал он, — что жизнь — хорошая вещь, и в то же время ты осознаешь неизбежность смерти. Ты знаешь, что электрон — это и частица, и волна одновременно. Ты знаешь, что человеком движут любовь и желание, это — самое прекрасное, что у него есть. Они почти всегда нераздельны. Ты умеешь согласовывать несовместимые истины, да?

Вэлли молча кивнул.

— Ну что ж… Я намекал тебе пару раз.

— Шахматы и игра в бридж? Боги тоже играют в игры? — Вэлли не хотелось в это верить: ведь тогда получится, что вся история человечества — лишь развлечение богов!..

— Я показал только одну грань камня, — сказал мальчик. — Пусть это будет аллегорией. Кто-то пошел с плохой карты, как у тебя во сне. Но нет такого закона, по которому нельзя выиграть, если пошел не с той карты! Видишь ли, в делах богов не бывает случайных совпадений и неожиданностей, но иногда бывает необычное. Ты — это необычное. Вот поэтому и стало возможным заполучить тебя. Это все, что я могу тебе сказать.

В его взгляде была неприязнь.

— Не пытайся создать новую религию — для тех, с кем говорят боги, всегда существует такая опасность. Видишь ли, если на одной грани определенные… силы… противостоят друг другу, то на других гранях камня они могут быть союзниками. Тяжело понять, да? — Вэлли кивнул. Тяжело — это не то слово. — Может быть, существует множество граней, для которых все это вообще не важно. Так что не думай, что ты — всего лишь песчинка. Вспомни свой прошлый мир: когда закованные в броню воины с квадратными подбородками начинали играть в войну, была ли это только игра?

— И да, и нет, господин, — Вэлли улыбнулся.

Казалось, мальчику это понравилось.

— Ну, хорошо. Давай пойдем дальше. Разобраться во всем — это не главное. Ты доказал свое мужество. У тебя есть тело Шонсу, есть его язык, но тебе дадут и его умение. Достоин ли ты такой участи?

Вэлли подумал, что это, наверное, самое странное собеседование за всю историю галактики — какая бы галактика это ни была. Голый мальчик задает вопросы голому мужчине, они сидят на скале внутри застывшего водопада.

— Я лучше, чем Хардуджу. А больше мне сравнивать не с кем.

Мальчик пробормотал в адрес Хардуджу что-то непонятное.

— У каждого цеха есть свои сутры, — сказал он. — Как правило, первая из них содержит свод законов. Когда мальчик становится воином, он клянется выполнять эти законы воинов. Слушай!

Он одним духом выпалил длинный список обещаний. Вэлли слушал в смятении, и скептицизм его возрастал. Воины — это, похоже, нечто среднее между храмовниками и бойскаутами. Ни один смертный никогда не сможет во всем следовать этим заповедям… Вэлли Смит уж точно не сможет.

Заповедь

Я вечно буду верен
        воле Богини,
        воинским сутрам
        и законам Народа.
Я буду сильным с сильными,
        добрым со слабыми,
        щедрым к беднякам
        и безжалостным к злодеям.
Я не совершу ни одного постыдного поступка
        и никогда не пройду мимо дела чести.
Я всегда буду справедлив к людям.
        А для себя мне большего и не надо.
Я буду доблестным в несчастье
        И смиренным — в благоденствии.
Жить я буду с радостью.
Умру — достойно.

— Я дам такую клятву, — сказал Вэлли осторожно. — Надеюсь, я смогу всему этому следовать, если такое вообще возможно для человека. Но все-таки это скорее заповеди богов, чем простых смертных.

— Воины вообще склонны к суровым клятвам, — зловеще сказал мальчик и долгим, неотрывным взглядом вперился в лицо Вэлли, так, что тот в конце концов задрожал. — Да, — сказал он наконец, — тебе придется очень и очень постараться. Ты — Седьмой, ты — на самом верху, и значит, ты не сможешь привыкать ко всему постепенно, как юнец, начинающий с младших ступеней. Опыт твоей прошлой жизни вряд ли здесь пригодится. Ты должен понять, что в борьбе со злом могут потребоваться самые жесткие меры, спокойных доводов разума будет явно недостаточно.

— Ну, об этом у меня есть кое-какие представления, — возразил Вэлли. — Мой отец был полицейским.