Воин султана

Вопреки его ожиданиям, жена не выразила восторга, потому что немногим более месяца до возвращения Дика родила дочь, Рахму, а Амина — мальчика. По этой причине Азиза была не особенно расположена милостиво воспринимать рабынь. Дик, развлекавшийся с Раббой целый месяц по пути домой с войны, даже собирался продать, ее. Но Рабба рыдала, рвала на себе волосы и клялась, что лучше умрет, чем покинет его дом. Он находил, что жить среди мавров весьма непросто, и неудивительно, что у него почти не оставалось времени на мысли об Эжени.

Мулаи Исмаил просто обожал его! Подавить разгорающийся мятеж Бени так быстро, столь малыми средствами, и отослать главарей на суд Исмаила — в такое почти не верилось. И все же это было правдой, поскольку Дик никогда не рубил голов и не пытал людей на поле боя, что было в привычке у многих командиров. Султан пожаловал Дику титул халифа, означавший, что он принадлежит к числу приближенных, ответственных только перед ним самим. Через четыре месяца он снова послал его против Бени Хасан, засевших среди гор нижнего Мулувийа, между Пеньон де Велес и Ораном. Султан дал ему мощное подкрепление, но и задачи поставил несравнимо большие.

Однако Дик справился успешно. И дело было не в том, что его войско было больше или враги слабее — он ударил сильно и быстро, захватив мятежников врасплох прямо в их лагере, прежде чем они успели начать сражение.

Другой командир на его месте привез бы из этого похода много рабынь или даже пару жен, поскольку женщины Бени Хасан отличались красотой. Но Дик избегал этого соблазна, хотя и чувствовал, что нуждается в утешении. Однако он хорошо помнил, как его встретила Азиза, когда он привез женщин в прошлый раз. Однако когда Дик снова прибыл в Мекнес, она рассердилась, потому что привезти такие трофеи в его положении — было необходимо с точки зрения общества. Тогда он, яростно взмахнув руками, заявил, что его дом недостаточно просторен для них для всех. А пожелав завести больше жен или танцовщиц, он найдет их в любой момент. Сейчас же нет причин, по каким бы жена не могла удовлетворить его — как и Йакут, Амина или Рабба, наконец. Он вправе требовать своего от каждой или выбросит их всех на улицу под покровительство Аллаха.

В данном случае Дик повел себя как истинный мавр, и в доме воцарился покой. Но это свидетельствовало и о том, что он начинает осваиваться с ситуацией. Не то чтобы он совсем забыл Эжени. Напротив, время от времени он вспоминал ее с искренним чувством, но так, как смертный грезил бы о недоступной богине. Контуры ее тела, нежные слова, прикосновение губ к его губам, трепещущие кончики пальцев на его коже — наедине с собой он извлекал воспоминания по одному, бережно и почтительно, словно редкие драгоценности, а затем снова погружал в мягкие футляры забвения. Он уже давно смирился с тем, что, скорее всего, никогда больше не увидит Эжени, и все больше становился мавром, главой мусульманского дома.

При дворе Дика принимали очень хорошо, с почтением, и Клюни объяснял это тем, что он подобен сокрушительному молоту Тора, который можно бросать в любое опасное место и на который можно рассчитывать в подавлении любого мятежа в стране прежде, чем пожар успеет разгореться. Прочие, совершенно независимо от Якуб эль-Аббаса, облекли ту же мысль в иные слова и высказали ее эль-Барку, — Молнии Султана, утверждая, что молния будет послана тогда, когда понадобится владыке.

Дик смеялся и говорил, что это слишком высокая оценка. Но Майк Маллиган, он же Рыжая Борода или Мустафа эль-Ахмар, смуглый, жилистый, маленький Воленс Липарри, смешливый Пьер Буледрен — все согласились с точкой зрения Гленгарри. Даже любя Дика, они не упускали возможности поспорить с ним.

— Проклятье, да не спорь ты! — заявлял Майк Маллиган, выражая всеобщее мнение. — Проще ведь некуда! На войне брат идет против брата — и дуй в трубы, лупи в барабаны! Ты и сам хорошо научился воевать на их полях! Мятежник и есть мятежник, и лучше побить его прежде, чем он успеет сжать кулаки и наброситься на нас! Ты же сам так говоришь!

Это было вполне справедливо, потому что слова Дика, произнесенные, когда все еще только задумывалось, запали в нехитрый ум Исмаила, и полк стал для него сильной правой рукой. Так он и сказал Дику, похвалив его за бдительность и готовность к бою, но держал его при себе в Дар эль-Махзене, и, хотя постоянно случались мелкие беспорядки, требующие вмешательства, не посылал его заниматься этим. Дик уже думал, не обидел ли он султана. Но оказалось, что тому была другая, лестная причина, о которой Исмаил до поры до времени не упоминал.

Рамадан — месяц поста, когда человек не смеет прикасаться к пище и питью с рассвета и до тех пор, пока рога протяжно и мрачно не пропоют с городских крыш — пришел и прошел. Миновала и лайлат эль-Кадр, Ночь Власти, когда книга Корана, говорят, отсылаются к Мохаммеду, и по этому случаю устраивается празднество.