Воин темной планеты

— Станция звёздного флота-1, управление полетами. Запрашиваю идентификацию. — Кордолианский голос в коммуникаторе молод и полон энергии.

— Станция звёздного флота-1, — отвечаю я, слегка удивленный энтузиазмом диспетчера. — С каких это пор вы не узнаете своих?

— В расписании прибытия на весь следующий цикл никто не значится, — кратко и механически отвечает диспетчер. — Укажите свой идентификационный код.

— Станция звёздного флота, это генерал Аккадиан, и я не прошу, я приказываю вам подготовить док к посадке. И пусть медицинская бригада будет наготове. У меня на борту раненый.

Возникла пауза, и я улавливаю на заднем фоне неясное бормотание.

— Сию минуту, сэр. И прошу прощения, что не узнал вас.

— Идентификация — часть вашей работы, диспетчер. Технически вы правы, что не полагаетесь лишь на визуальные ориентиры. Поэтому запрос идентификации вполне уместен.

Его облегчение, кажется, просачивается даже через коммуникатор.

— Понял, сэр.

Я вел «Безмолвие» между плотными рядами оборонительных постов, мимо грузовых кораблей прямо к гигантской станции флота. Эта массивная громадина находилась на постоянной орбите Китии. И являлась частью моей армии.

Когда мы приближаемся, открылся внешний шлюз стыковочного отсека станции.

Красный мигающий сигнал предупреждает, что у нас вот-вот закончится кислород. Игнорируя назойливую сигнализацию, я спокойно ввожу «Безмолвие» в посадочный док. Корабль слегка ведет в сторону при приземлении из-за дисбаланса в результате поспешного ремонта на человеческой станции Фортуна-Тау. Из-за полученных повреждение моему крейсеру понадобится капитальный ремонт.

Я благодарю богиню, что человеческий ремонт выдержал столь долгое путешествие на Китию. Особенно после того, как мы в последний момент умудрились проскочить сквозь схлопнувшуюся червоточину.

Когда шлюз разгерметизировался, я отправился в медицинский отсек, где Зайара по-прежнему пристально следила за показаниями на медицинских мониторах.

— Как поживает наша пациентка?

Зайара резко обернулась с испугом на лице. Очевидно, она не заметила, как я появился за её спиной. Но, как и всегда, она довольно быстро восстановила самообладание.

— Показатели стабильны, хотя мне пришлось увеличить дозу силериана, чтобы она не проснулась. По какой-то причине физиология человека намного быстрее усваивает препарат.

Я наблюдаю за тем, как Эбби мягко покачивается вверх и вниз в стазисной камере. Ледяная жидкость вызывала у нее слишком большой дискомфорт, поэтому она попросила усыпить её до конца путешествия.

Я усвоил, что люди не любят холод.

Во сне нежное лицо Эбби расслабилось. Люди — интересный вид. Информации о них не так много, но насколько я успел узнать, они очень молодая раса. Примитивны в своих технологиях, саморазрушительны в собственной идеологии. С нежными телами, способные выживать только в мягком климате.

Кордолианская империя всегда отмахивалась от них, навесив ярлык «никакой угрозы».

Я смотрю на бледную израненную кожу Эбби, испорченную сотнями крошечных порезов. Больше всего пострадала нижняя часть её тела, ноги оказались изуродованы и раздроблены от падения с головокружительной высоты. Фиолетовые синяки распространились по ногам и животу.

Только стазис-камера и трубки, которые ввела в её тело Зайара, снабжая жизненно важными жидкостями, поддерживали в ней жизнь.

Такая маленькая, такая хрупкая. Как эти люди так упорно цепляются за жизнь, если их так легко раздавить?

Она уязвима, несовершенна. И все же меня настолько сильно влечет к ней, я не в силах объяснить столь безумной тяги.

Возможно, это так называемая «брачная лихорадка» — которую диагностировала у меня Зайара. Возможно, я на генетическом уровне запрограммирован реагировать только на подходящую женщину.

Но из всех существ выбрать человека?

Только сейчас я задался вопросом, почему так стремился спасти её, что увез с той плохо оборудованной горнодобывающей станции. Я не верил, что человеческие медики смогут спасти её и вернуть к нормальной жизни. Не с их примитивными технологиями. И она пострадала из-за меня, из-за нас.

При обычных обстоятельствах я бы бросил её на произвол судьбы. Но мой инстинкт настоял её спасти. Она моя ответственность.

А потом, пока она такая беспомощная находилась в стазисной камере, я захотел прикоснуться к ней, оказаться рядом с ней. Обнять её. Она выглядела такой одинокой, такой испуганной. И я прыгнул к ней в камеру.

И мгновенно возбудился. Стал жестким. Меня охватила почти неконтролируемая похоть. Лишь то, что Эбби ранена, помешало мне её взять там же.

Никогда прежде я не испытывал таких эмоций. Контроль — вот добродетель, которую я соблюдаю по жизни.

Возможно, я слишком легкомысленно отнесся к «брачной лихорадке». Зайара предупредила меня, что с этим нужно что-то делать. В противном случае, она лишь усилится. Головные боли уже стали невыносимы.

Мне нужно сохранить здравомыслие, проветрить голову. Я не могу себе позволить подобное дерьмо на поле битвы.